Случайные боги. О людях, невольно ставших божествами

«Завидев с берега Маниту, – писал Хекевелдер, – вожди делаваров собрались на нынешнем Манхэттене для радушной встречи бога. Захватили с собой дары в виде мяса, воздвигли идолов и решили, что церемониальный танец не только станет для верховного божества усладой, но и, наряду с жертвой, поможет умаслить его в том случае, если оно на них злится». Пока они ждали, вернувшиеся из разведки воины доложили, что на посудине полно существ «совсем не такого цвета кожи, как у индейцев». Разведчики приметили, что один из них вырядился в красные одежды и, по всей вероятности, «был сам Маниту». По мнению историков, в красный наряд, в глазах делаваров символизирующий жизненную силу и боевой дух, мог облачиться сам Генри Гудзон. «В каждом белом человеке они видели младшего Маниту, сопровождавшего верховное божество, сиявшее во всем своем величии в красном зашнурованном убранстве», – продолжал Хекевелдер. Глядя на Гудзона, делавары только диву давались: «Это наверняка великий Маниту, только вот почему у него белая кожа?» Хотя, как писал историк Эван Хефели, делаварам эти чужеземцы вряд ли показались бы белыми (18). Белая кожа, какой в XIX веке ее представлял Хекевелдер, обладала далеко не тем же оттенком, который традиционно считается белым, например цветом морских раковин или песчаника. Голландцы, со своей стороны, правя Новыми Нидерландами, позиционировали себя не «белыми», а христианами.

Сочиняя свой труд через двести лет после описанных выше событий, Хекевелдер спроецировал на выдуманную им версию первой реакции делаваров непростой современный расовый вопрос. Собственные индейские рассказы о первом этапе освоения европейцами Америки вращались не столько вокруг цвета кожи, сколько вокруг их необычной волосатости, ведь в их обществе, где было не принято отращивать бороду, чужеземцы больше напоминали медведей или выдр. Или, к примеру, они обращали внимание на цвет глаз, ведь в их родных краях голубая или серая радужная оболочка была разве что у волков. Создавалось впечатление, что гости всплыли на поверхность из залитого водой мира, где преклонных лет получеловек-полузмей правил толпой саламандр, пресмыкающихся и выдр. Пришельцев делавары называли Шуманакув, в голландском написании Сваннекен. Современный делаварско-английский словарь определяет это слово как «белый человек». Но, как справедливо отмечает Хефели, Шуванакув происходит не от waapii, то есть «белый», а от шуванпай, что означает «океан, море или соленая вода». Белыми были те, кто пришел с моря.

Новые боги проявляют склонность поить своих почитателей допьяна. Сойдя к вождям делаваров на берег, Гудзон, как до этого Кортес, наполнил вином чашу, сделал глоток и пустил ее по кругу. Выпить из нее все ужасно боялись, исключение составил лишь воин, который, опасаясь гнева Маниту, выпил все до дна, пошатнулся, рухнул на землю и ко всеобщему ужасу отключился. Как писал Хекевелдер, то была жертва «во благо нации». Но вскоре пришел в себя, заявил, что никогда еще не был так счастлив, и попросил еще. Следуя его примеру, другие вожди под предводительством Гудзона допились до бесчувственного состояния – выпивка лилась той самой рекой, которую впоследствии нарекли его именем. По словам Хекевелдера, вот так Манхэттен и получил свое название – от индейского Маннахаранинк (19), что означает «остров или место всеобщего опьянения». Этот момент разгульного причастия, пьяной евхаристии, предшествовавшей завоеванию нынешнего Нью-Йорка, был увековечен в новом названии острова.

* * *