Случайные боги. О людях, невольно ставших божествами

Фраза «культ карго» (20), в дословном переводе означающая «культ товара», впервые была приведена в статье на расистскую тему: в 1945 году белый поселенец Норрис Мервин Берд в материале для ежемесячника «Пасифик Айлендс Мансли» предупреждал читателей об опасном фанатизме аборигенов Новой Гвинеи и призывал читателей как зеницу ока беречь свой бесценный товар – белых дочерей. Колониальные власти и дельцы десятилетиями отмечали странные проявления, в том числе в 1919 году, когда папуасы, отложив все привычные дела, словно дожидались прибытия духов предков, надеясь, что те появятся на аэропланах и кораблях, груженых сигаретами, топорами, машинами, огнестрельным оружием, ледниками для сохранения пищи и мясом. Некоторые усматривали в этом безумии происки японцев: прошел слух, что они первыми высадились на острове и попытались одолеть его жителей мессианскими и материалистскими посулами. В 1950 году колониальные правители, предприняв попытку снять с понятия «карго» завесу таинственности, отправили предводителей культа в поездку по австралийским городам, чтобы те посмотрели современные конторы и фабрики. А попутно учредили новый журнал с ежемесячной рубрикой «Как это получается», наглядно демонстрируя в ней, что любой товар – консервированные продукты, мыло, чай в пакетиках, деньги в виде купюр и монет – является результатом человеческого труда, но никоим образом не дарованной с небес щедростью. Появившись на свет на почве расистских насмешек и погони за дешевыми сенсациями, фраза «культ карго» вошла в широкий обиход стараниями сначала колонизаторов, а затем и антропологов в качестве эмпирического предмета для изучения. В рамках такой дисциплины, как сравнительное религиоведение, сторонников как Филиппа, так и Фрама одинаково относят к числу последователей карго-культов. Данная категория представляет собой плод европейского воображения – окостеневшую фикцию, выдаваемую за науку.

Термин «культ карго» приносил пользу, маскируя подлинное экономическое неравенство колонизованных островов. Он скрывал за собой пустые обещания захватчиков, бравших все, что им нужно, но почти ничего не дававших взамен. Назвать то или иное явление культом карго означало выдать его за результат нерационального подхода, суеверного ума, царящих на одиноких атоллах тенденций, но только не за плод жестокости империи или заковывания людей в кандалы новой капиталистической машины, преследующей единственно цель извлечения прибыли. В 1914 году в Торресовом проливе, аннексированном австралийским штатом Квинсленд, полыхнуло огнем движение, известное под названием «Джерман Уислин» (21), представители которого говорили на придуманном ими самими варианте немецкого языка. Жители тамошних островов ждали прибытия кайзера Вильгельма II в надежде, что он освободит их от гегемонии белых, использовавших их в качестве дешевой, одноразовой рабочей силы, чтобы искать в раковинах жемчуг или собирать морских слизней. Пророки призывали народ бросать работу, собираться на кладбищах и молиться Уислину, который возвестит новую эру процветания и свободы. Слово Уислин на островах Торресова пролива можно было услышать вплоть до 1960-х годов; для британских и австралийских колонизаторов ложное обожествление обернулось немалыми прибылями. Когда по всей земле стали шириться освободительные движения, к вымышленному понятию карго-культа вернулись, с тем чтобы доказать, что меланезийцы просто не смогут жить в отсутствие непрекращающегося патерналистского колониального влияния. На страницах таблоидов ошеломительные мечты о бесплатных товарах для всех стали средством осмеяния усилий австралийской Лейбористской партии провести деколонизацию Меланезии и справиться с падением благосостояния у себя дома. Не лишаясь своего полемического налета, для любого общественного движения Меланезии, неподконтрольного правительству, термин «карго-культ» приобрел презрительную окраску и превратился в механизм отвлечения от политических идей, строящийся на сенсационных образах битком набитых холодильников, сыплющихся с неба.