Воздух загудел – это фигуры в черном тянули и тянули бесконечно какое-то слово, оглушающее, как колокол, липкое, как смола…
– Я верен.
– Готов ли ты пожертвовать жизнью ради государя?
– Я готов.
– Готов ли ты страдать ради государя?
– Я готов.
– Что ты хочешь попросить у государя?
– Этот раб нижайше просит государя… – Ма Сяньфэн набрал воздуха в грудь. – …сойти к подданным и пожаловать народу Чжунчэна Декрет о Процветании и Божественном Преображении Земель!
Что еще за Декрет?.. Сун Цзиюй окончательно перестал что-либо понимать. Одно было ясно: все это – не праведное почитание, а какая-то мерзость. Возможно, сами того не зная, эти люди молятся не императору Чжун-ди, а какому-нибудь демону. Тем более что среди призраков родни самого императора не было. Возможно ли, что на самом деле он не держал на сына зла и переродился с легким сердцем?
«Как бы то ни было, дело дрянь», – подумал Сун Цзиюй. Он склонился над Ма Сяньфэном и прошептал:
– Не бойся, я здесь.
Тот, конечно, не услышал. Дышал загнанно, на висках выступил пот. Раз он выучил слова, знает ли, что будет дальше?
«Если лао Ма сейчас перережет ему горло, я ничего не смогу сделать».
Сун Цзиюй прикусил губу. Он испытывал уважение к страданиям Ху Мэнцзы, к его нежеланию осквернять его могилу, но жизнь Ма Сяньфэна – разве она не стоит больше?
Он решился.
«Лао Ху!»
Затрещали ветки, с порывом ветра тигр оказался на поляне. Но фигуры в черном даже не обернулись, только придержали капюшоны.
– Что? Малыша убива… – он подбежал к Сун Цзиюю и замер, глядя на Ма Сяньфэна, на лао Ма, бормочущего какие-то молитвы. – Что за дрянь тут творится?
– Я не знаю, – Сун Цзиюй безотчетно положил ладонь ему на загривок, и тигр в ответ плотно прижался к его ноге.
Лао Ма наконец прекратил молитву.
– Наш император погиб от руки того, кого любил больше всех на свете, – сказал он, медленно подходя к сыну.
– Ложь, – прошептал тигр.
– …и после смерти его мавзолей был разграблен, а тело выброшено на корм стервятникам и диким зверям!
Сун Цзиюй почувствовал, как дрожит от напряжения мощное тигриное тело.
Он плотнее зарылся пальцами во вставшую дыбом шерсть на тигрином загривке. «Погиб от руки того, кого любил больше всех на свете…» Своего сына?.. Что, если и Ма Сяньфэна ждет гибель от руки собственного отца?!
– Наш повелитель страдал. И мы должны уметь страдать. – Лао Ма задумчиво осмотрел клинок – и одним движением чиркнул по груди Сяньфэна наискось, оставив длинную набухающую кровью царапину.
Ма Сяньфэн закусил губу, но не пошевелился, не схватился за грудь. Знак у него на лбу вспыхнул, пульсируя алым. Лао Ма удовлетворенно кивнул и передал нож следующему.
– Они будут резать его, каждый, – сквозь зубы процедил Сун Цзиюй. – Бедный мальчик…
Он заколебался. Можно вмешаться сейчас, но тогда они не увидят, чем все закончится, кто явится… Если явится.
– Это неправильная жертва. Они мучают и парня, и Жэньчжи, – тигр припал к земле. – Я это прекращу.
– А если это не император? – Сун Цзиюй остановил его. – Если он давно ушел на перерождение, а какой-то демон нацепил его личину? Если ты спугнешь их, мы ничего не узнаем.
Тигр заворчал тихонько, но подчинился, замер, готовый к прыжку.
– А кровь малыша Сяньфэна вкусно пахнет, – усмехнулся он, но смешок вышел бесцветный.
– Вмешаемся, если это зайдет слишком далеко.
Некоторое время они наблюдали, как люди в капюшонах один за другим подходят к распростертому на алтаре юноше, передавая друг другу нож. Слава Небу, заговорщики храбростью не отличались – резали едва-едва, но кровь так и бежала, заливая белую кожу.
К тому времени, как последний человек взял нож, Ма Сяньфэн едва дышал, стиснув кулаки от напряжения. Он похож был на человека, старающегося не лишиться чувств.
Стоило клинку в последний раз вспороть его плечо, как факелы потухли. Абсолютная тьма опустилась на курган.
И в этой тьме послышался стон.
Сперва Сун Цзиюй решил, что это не выдержал Ма Сяньфэн, но голос не походил на человеческий. Хриплый и полный боли, он исходил, казалось, отовсюду, словно стонал сам курган.
Фигуры в черном немедленно пали на колени, вновь затянули свою молитву в унисон с чудовищным голосом.
– Жэньчжи! – тигр ринулся в темноту, разбрасывая молящихся. – Жэньчжи! Где ты?! Я помогу! Жэньчжи!
– Оставь… – зашелестели, заскрипели от ураганного ветра деревья вокруг. – Оста-авь…
Сун Цзиюй бросился к окровавленному Ма Сяньфэну, поднять, помочь… но руки прошли насквозь. Стыд обжег, словно удар кнута. Притащил в опасное место верного, благородного юношу, а сам не можешь ничего сделать!
– Ху Мэнцзы! – крикнул он. – Вернись!
– Жэньчжи! – послышалось откуда-то издалека.
– Держись, – шепнул Сун Цзиюй Ма Сяньфэну и побежал на голос.
Поднявшийся ветер толкнул его в лицо; взвыл какой-то зверь вдалеке, зашуршала высохшая трава – и вдруг небо озарилось вспышкой молнии, высветив огромный силуэт человека в шапочке с жемчужными нитями. Миг – и все погасло.