Слуга тигра

Старинные павильоны и строения были разбросаны по горным террасам, затененным сосновыми лапами, заросшим бамбуком и дикой сливой. Террасы соединены были истертыми лестницами и мостиками: где-то каменными, где-то висячими. Из-за густого леса вокруг поместье уже погрузилось в полутьму, как по волшебству вокруг начали загораться фонари, но на высоких могучих скалах еще догорал закат. В последних лучах солнца вершины казались пунцовыми, как алая яшма, но туманная дымка, поднимающаяся от водопадов, мерцала жемчугом, как яшма белая. По сравнению с этим величием изящные павильоны казались детскими бумажными коробочками у порога вечности.

«Как красиво», – подумал Сун Цзиюй. Сердце его замерло; он перестал слышать тявканье лисиц и добродушное ворчание мастера Бао; лишь шумела вода, да пели птицы, да шелестели старые сосны, роняя на землю длинные иглы.

Но благодать быстро кончилась: стоило ему сделать шаг, как отовсюду вновь поползли шепотки: «Братец чангуй… Братец чангуй…»

Прислушавшись, он с изумлением понял, что бормочут фонари. Странное холодное пламя в них оказалось огоньками роящихся светлячков.

Служанки во внутреннем дворе, прекрасные, будто феи, завидев его, бросали свои дела и принимались хихикать, перешептываться, закрываясь рукавами. То у одной, то у другой показывался из-под подола рыжий хвост, по-звериному отсвечивали зеленью глаза.

На верхней террасе, в саду главного дома, восседал на ложе Ху Мэнцзы в своих красно-черных шелках. Один лисенок обмахивал его веером, другой неподалеку жарил мясо на вертеле, третий накрывал на стол.

– Наконец-то вы добрались! Спасибо, брат Цинцин, что приглядел за моим беглым красавцем!

– Я такой же твой, как звезда на небе, – огрызнулся Сун Цзиюй. – Поднимай свою драную рыжую задницу и дерись со мной, как человек с человеком. Если я одержу верх, ты отпустишь мою душу.

Ху Мэнцзы взял у лисенка веер и принялся складывать, медленно, по одной пластинке.

– Так тебя все-таки придется учить манерам. Ну меньшего я и не ждал. Однако… – Щелкнула очередная пластинка. – Душу твою я отпустить не смогу, даже если пожелаю. Я не даю невыполнимых обещаний, так что вызов твой не принимаю. Сколько б раз я тебя ни избил, ничего не изменится в нашем положении.

Сун Цзиюй заскрипел зубами.

– Кем ты себя возомнил, проклятый дух? Я императорский чиновник, наследник знатного рода! Как ты смеешь обращаться со мной, будто с рабом?

– Печать твою у тебя забрали, так какой же ты теперь чиновник? – Ху Мэнцзы сложил веер, покрутил его в руках. – А что до знатного рода… мои предки охраняли эти земли в те времена, когда твои еще не родились. Я из рода хушэней, духов-хранителей! Даже императоры уважали нас, почитая как божеств. Кто в этих горах знатнее меня, а?

– Никто! Никто, господин! – подхватил лисий хор.

Сун Цзиюй шагнул к нему, навис над ложем.

– Я поверил тебе, Ху Мэнцзы, – гневным шепотом сказал он. – Я доверял тебе, ты мне нравился! И вот как ты решил ответить мне? Полакомиться моей печенью, сделать меня слугой, своей собачонкой? Да будь ты хоть трижды высокого рода, ты недостоин! – буквально выплюнул он.

Веер ткнулся ему в кадык, надавил.

– Тебе ли говорить о достоинстве, маленький предатель, – пропел Ху Мэнцзы. – Я знаю, что ты сделал в столице, какие клятвы ты нарушил.

Его глаза зажглись золотым пламенем, и Сун Цзюй почувствовал, словно пламя это перетекло в него, разлилось по телу, немилосердно жаля. Невозможно было сопротивляться, отвести взгляд.

– На колени! – пророкотал над ним голос оборотня.

Кровь будто вскипела в жилах.

Камни под ногами затряслись, заскрипели вокруг деревья. Сун Цзиюю пришлось расставить ноги пошире, чтоб не упасть.

Кажется, мастер Бао говорил что-то, но его голос звучал глухо и неразборчиво, словно из-под воды. Белое расплавленное золото жгло глаза, неподъемная тяжесть навалилась сверху, осталось только желание… непреодолимое желание… встать на колени, чтобы все это закончилось наконец…

Но тогда оборотень победит.

* * *

На колени.

* * *

На колени.

* * *

Чтобы не слышать этого, Сун Цзиюй сосредоточился на дыхании, на гудении крови в ушах. Словно барабаны огромного войска били вдали. Войска, готового смять, сокрушить любую магическую тварь…

– Нет, – прохрипел он.

Неожиданная сила захлестнула его тело, ударила во все стороны, и оковы тигриного взгляда разлетелись вдребезги. Что-то защекотало ноздри, потекло по губам, по подбородку, закапало на грудь, пачкая вышивку. Кровь… Он зашатался, но устоял.

Все замерло. Казалось, даже ветерок стих. Вместо разряженных слуг сад был полон лис и барсуков, испуганно припавших к земле.

В оглушительной тишине веер выпал из руки Ху Мэнцзы, стукнул о деревянный подлокотник ложа.

Тигриный взгляд угас. Чувства на лице оборотня сменялись, как облака в ветреный день: ярость, возмущение и вдруг… печаль?

Он отвернулся и бросил Сун Цзиюю шелковый платок.

– Вытрись.

Сун Цзиюй швырнул платок на землю.

– Пошел к черту!