Высокородная поплыла следом, Хранитель слышала, как та отчаянно загребает руками и ногами, видимо, прежде никогда не приходилось так далеко и мучительно плавать.
К счастью, подземная река отнесла их не далеко. Через несколько минут выросла темная стена обрыва, а еще спустя пару, Каонэль ухватилась за камень и подтянулась.
Втащив себя на сушу дрожащими от усталости руками, серая развернулась лицом к морю и положила локти на колени. По волосам и лацерне течет, одежда противно прилипла, а вечерний воздух холодит кожу.
В воде мелькает белая голова высокородной. Та изо всех сил гребет, иногда подныривая, а всплывает уже гораздо ближе.
Наконец, солнечная добралась до берега и выползла на камни. С протяжным стоном она растянулась на широком валуне, который густо облеплен тиной. Но Генэль не обратила внимания, лежит и тяжело дышит, как выброшенная на берег рыба.
Пока она приходила в себя, Хранитель с тревогой сунула пальцы в декольте. Лицо облегченно расслабилось.
– На месте… – прошептала она, позвякивая адамантиновой цепочкой.
Генэль приподнялась на локтях и невидяще уставилась в бледный горизонт, где тают последние блики дня.
– Меня будто тролль жевал, – простонала она. – Это ужасно. Он хотел меня убить. Нас убить!
Ночную тишину пронзил гулкий вой, воздух задрожал, а с обрыва покатились мелкие камешки. Серая подскочила и прищурилась, вглядываясь в даль, откуда раздался звук.
– И все еще хочет, – сообщила она. – Мы не далеко от пещеры. Вода его задержала, но не на долго. Надо спешить.
– Когда я сообщу об этом Его величеству, – проговорила Генэль поднимаясь, – он в порошок сотрет это чудовище.
– Если оно не прибьет нас прежде, – заметила серая и приблизилась вплотную к обрыву.
Генэль, постанывая и бормоча что-то совсем не высокородное, направилась к серой. Пока перелезала с одного валуна на другой, чуть не рухнула в воду, а когда Каонэль шикнула, послала ей гневный взгляд, мол, я делом занята.
Наконец, скользя и качаясь, солнечная приблизилась к Каонэль. Та задрала голову и проговорила.
– Ты говорила, прыгать умеешь, – произнесла она скорее утвердительно.
Высокородная кивнула.
– Конечно. Как и пускать огненные шары.
– Чудесно, – сказала серая, сгибая колени. – Тогда вперед.
Она отпружинила от камней и, словно пушинка, помчалась вверх по уступам. Генэль тяжело выдохнула и последовала за ней, успевая подхватывать подол платья, чтобы случайно не наступить.
С кошачьей легкостью эльфийки взлетели на обрыв. Лес впереди превратился в темную стену, где время от времени мелькают светящиеся точки и глаза. Генэль испуганно ойкнула и забормотала что-то, в ладони появился огненный шар.
Она замахнулась, а Каонэль произнесла озадаченно:
– А как же запрет на использование высшего языка вне Эолума?
Генэль прицелилась.
– В особых ситуациях можно, – произнесла она и чуть присела для броска.
– Погоди, – сказала серая, поглядывая назад, где темная вода неспешно колышется накатываясь на валуны. – Сбереги силы. Уверенна, они нам еще понадобятся.
Высокородная дернула ушами и с тревогой обернулась.
– Он уже здесь? – спросила она дрогнувшим голосом.
– Пока нет, – ответила Хранитель и крадучись двинулась к лесу. – Но скоро будет. А светлячки и совы тебе вряд ли навредят.
Когда серая отошла на несколько шагов, Генэль нехотя потушила огненный шар и быстро пошла следом.
В лесу они поравнялись. Белокожая подхватила края платья, которое будто жевал медведь, ткань в нескольких местах разорвана, от лент под грудью остались огрызки. Но подбородок Генэль поднят, пытаясь даже сейчас сохранять остатки достоинства.
Серая, принюхиваясь, вертит головой и шевелит ушами. Лицо с каждым шагом все мрачнее, а пальцы плотно сжались на антрацитовой рукояти.
– Что-то не так, – проговорила она тихо. – Затылок равномерно теплый, как и в пещерах. Он всегда нагревается, если рядом беда. Но ощущение, что опасность не только от незнакомца.
Генэль устало выдохнула, пальцы снова замерцали, готовые создать шар из пламени, но серая вскинула ладонь.
– Нет, – приказала она. – С ним нас будет хорошо видно.
– А мне вообще ничего не видно, – недовольно проговорила солнечная. – Не у всех глаза горят, как фонари.
Но пальцы потухли, несколько минут молча двигались в темноте леса. В сумерках воздух наполнился свежестью и прохладой, где-то ухает филин, слышно, как наперебой стрекочут цикады. В кустах ракиты шуршит мышь, а в четверти перелета стрелы затаилась лиса. Но серая вглядывается в дальние деревья, щурится, от чего глаза превращаются в светящиеся полоски.
– Давай быстрей, – скомандовала она. – Не нравится мне все это.
Они перешли на бег, легкий и бесшумный, как у всех эльфов. Лишь иногда похрустывают совсем уж сухие ветки, но они похрустывают и в других местах, где копошатся животные.
Генэль проговорила на бегу:
– Ты меня спасла.
Серая перелетела низенький пень и бросила через плечо:
– Мы же своих не бросаем. Хотя не уверенна, что ты бы сделала то же самое для меня.
– Не сделала, – согласилась высокородная. – Раньше бы не сделала.