Служанка

А так и не скажешь. Он бы больше шестнадцати не дал. Уж больно миниатюрная, хотя все, что полагается иметь женщине, наличествует. Это он еще тогда под штопаной рубахой разглядел, а уж теперь, когда девчонка в новой форме, красиво облегающей грудь и бедра, только слепой их не заметит. А он не слепой.

Штефан усмехнулся. Плохо на него мирная жизнь влияет. Раньше на баб особо не засматривался, брал свое и забывал, а тут нашло что-то, будто наваждение какое. А может, оно и есть? И не просто так эта девка перед ним руками своими водит?

Зверь снова пробился к коже, злобно скаля клыки. Девчонка, словно почувствовав, подняла взгляд и уставилась прямо в глаза, из которых тот выглядывал-присматривался. Зрачки ее расширились, она прерывисто вздохнула, но не отступила. Ему даже показалось, что, наоборот, к нему потянулась. Но не с похотью, нет. Животное начало он всегда за несколько эров чуял, а тут другое что-то. Разобраться бы что, да времени нет. Со всех сторон обложили, чувствует он, как кольцо сужается, а из верных людей только Бранко рядом. Вся надежда на него да на амулет родовой, старинный, от прадеда доставшийся. И все равно маетно. Скорее бы уже парни до Стобарда добрались…

Он раздумывал, а сам смотрел на служанку. Зацепила она его чем-то, заинтересовала. И ведь не поймешь чем. То ли глазами чистыми, то ли сутью женской, что из них выглядывает, то ли своей непохожестью на остальных обитательниц Белвиля. Среди крупных и рослых стобардских баб эта казалась экзотическим цветком, выросшим на раскисшей грязи затерявшегося в Алмазных горах замка.

Зверь рассерженно заворочался внутри. Не принимает. Опасается. Помнит, чем его последнее увлечение закончилось. Не хочет привязываться.

Девчонка ткнула рукой в сторону стола. Бумага. Что-то она там написала.

Штефан наклонился, вглядываясь в ровные строчки.

— Почему сразу ко мне не пришла? — спросил и тут же вспомнил, как она из его рук бокал выбила. — Погоди, выходит, ты специально тогда?.. — не договорив, повернулся к служанке.

Та неловко прикусила губу и кивнула, не сводя с него настороженного взгляда. А глазищи так и сверкают! До души достают.

— Значит, я тебя поблагодарить должен?

А зверь не верит в такое благородство. И ум уже варианты просчитывает. Слишком подозрительная девчонка. И на обычную простолюдинку не похожа. Сейчас, когда одета не в рванину, это особенно в глаза бросается. И дух у нее такой… вольный. Свободный. Чувствуется, что не под гнетом выросла. Мардис… Как она из приморского города в Алмазных горах очутилась? Не самый ближний путь.

— Родители живы? — спросил он.

В ответ — небольшая заминка, а следом отрицательный взмах ладони.

— Как оказалась в Белвиле?

Ага. А глазки-то потемнели. И прозрачность из них исчезла, непроницаемыми сделались, как зеркало. И губы плотно сжались, словно девчонка боится слово лишнее ненароком обронить. Выходит, не всегда немая была?

Из-под пера побежали-поскакали торопливые буквы.

«Работу искала», — прочитал он.

— Далеко же от дома ты ее нашла, — усмехнулся он, а зверь шептал: «Не верь, обманет!»

Служанка развела руками и подняла взгляд вверх, словно бы говоря: «На все воля Создательницы». А у него так и свербело внутри недоверчивое, ворочалось то тяжелое, что в душу влезло, едва в Белвиле оказался. И зверь злился. Злился и не верил. «Все бабы лгут, — непримиримо рычал он. — Никому веры нет, любая обмануть может».

Штефан подошел к столу, взял графин и вылил в стакан оставшиеся на дне несколько капель вина. А потом достал из дедовой шкатулки саретус — камень, определяющий яды, — и опустил его внутрь. Серый невзрачный кусок породы мгновенно засиял ярким алым светом.

Штефан нахмурился. Все-таки успели яд сыпануть.

— Сможешь голоса узнать? — посмотрел он на служанку.

Та задумалась, а потом неуверенно кивнула.

— Будешь за обедом прислуживать и к гостям присматриваться. Как услышишь злодеев — дашь знать.

Девчонка подняла на него взгляд. В прозрачной синеве застыл вопрос.

— Глазами укажешь, я пойму, — пояснил Штефан. — Иди пока. Передай дворецкому, чтобы обед через полчаса в Большой столовой накрыли.

Илинка

— Ваше сиятельство, позвольте мне от лица всего населения Стобарда выразить нашу радость в связи с возвращением истинного господаря, — голос наместника звучал так сладко, что хотелось чего-нибудь выпить, чтобы избавиться от ощущения попавшего в горло липкого сиропа. — Целых двадцать лет мы были сиротами, пока наконец наш любимый отец и благодетель не вернулся на родину, — вещал лорд Драговец, и на его полном, похожем на ноздреватый блин лице сияла неискренняя улыбка. — Ах, как же долго нам пришлось ждать этого события! Но вот оно свершилось, и мы верим, что теперь нас всех ожидают прекрасные времена, а наш любимый край снова обретет свою былую славу.