Служанка

— А ты рассчитывал, что я вас зову на перинах бока отлеживать? — усмехнулся Штефан и, раскинув руки, направился к Славену. — Где ж вас рагж носил, когда вы мне так нужны? — обнимая друга, спросил он.

— Так мы, ваше сиятельство, и рады бы раньше приехать, да мост через Дрину размыло, пришлось в объезд скакать, через Гацлов, — ответил Славен. — А там дорога не ахти, еле из болот Краденских выбрались.

Штефан кивнул. Знал он тот путь. Извилистый и почти непроходимый, по топям да по лесам дремучим.

— Ладно. Про ваши злоключения потом расскажете, — сказал он. — Бранко, бери Вука и Станко и возвращайтесь в замок. Нужно Владко найти. А мы пока подземелье обыщем.

— А чего ищем-то, командир? — посерьезнел Гойко, и его худое лицо заострилось, а оттопыренные уши стали казаться еще больше.

— Девчонку, — ответил Штефан и пояснил: — Она немая, ответить нам не сможет, поэтому будьте внимательны. Давор, иди с Бранко, возьми факелы и возвращайся. А мы пока вперед пойдем.

— С этой что делать? — спросил Кражич, указывая на Салту.

— Запри в пустой комнате наверху, пусть посидит, потом с ней разберемся.

— Милорд, я не виновата! — завыла молчавшая до этого копна. — Нет на мне греха, наговоры одни! Я вам верой и правдой служила, это они все, душегубы проклятые!

Она упала на колени и поползла к Штефану.

— Простите, милорд, рагж попутал, послушалась упырей проклятых! — хватая его за ноги и целуя сапоги, причитала Салта. — Пощадите, не губите душу невинную!

— Пошла прочь, — едва сдержавшись, чтобы не отшвырнуть мерзкую тварь, сказал Штефан.

— Ну, слышала, что милорд сказал? — Бранко поднял бабу на ноги и пихнул кулаком в толстый бок. — Иди давай!

Друг ухватил Салту за шиворот и поволок к выходу, а Штефан, подняв факел повыше, двинулся вперед, в темноту подземелья.

Илинка

Время остановилось. Я не знала, сколько уже нахожусь в проклятом подвале. Руки и ноги давно окоченели от холода, но мне было все равно. Поначалу я еще пыталась двигаться, но сил оставалось все меньше, а голова болела все сильнее, и мне пришлось сесть на пол и привалиться спиной к ледяной стене.

Тихий стук капель действовал усыпляюще. Глаза сами собой закрывались. Я знала, что спать нельзя, понимала, что могу не проснуться, и пыталась бороться со сном, но веки тяжелели, и с каждой минутой мне было все сложнее удерживать сознание.

«Спи-спи, — слышалось в тихом перестуке. — Спи-спи…»

Эта песня воды заставляла расслабиться и забыть обо всем: и о нависших надо мной обвинениях, и о страхе, и о собственной жизни. Сил оставалось все меньше, сердце билось медленно, почти неслышно, и постепенно скованное холодом тело погружалось в сон.

«Спи… Закрой глаза и усни, оставь позади тревоги и страх…»

Темнота больше не была врагом, она стала заботливой подругой, обнимала невесомыми руками, укачивала и шептала слова колыбельной. Той самой, что пела мне матушка.

В чистом поле деревцу
До зари не спится.
В чужедальние края
Разлетелись птицы.
И не вьют они гнезда
На ветвях упругих,
Хлещут дерево дожди,
Гнет лихая вьюга…

Знакомые с детства слова звучали внутри, проникали в сердце, убаюкивали. И лишь где-то на самом краю сознания раздавался еще один голос. Хрипловатый, низкий, встревоженный.

— Илинка! Где ты? Отзовись!

Я слушала его, поражаясь вывертам собственной фантазии. Все-таки правильно Паница меня мечтательницей называла. Еще недавно браслет брачный представляла, а теперь вот и голос арна слышу, и беспокойство, что в нем звучит.

Мысли были вялыми, неповоротливыми. А стук капель усыплял, обещал, что скоро мне не будет больно, что все мучения останутся позади…

— Илинка! Где ты, девочка?

Почему арн так взволнован? Что его расстроило? Ему не нужно расстраиваться. Я ведь рядом и никому не дам его в обиду, оберегом укрою от врагов, нитями удачи оплету, наговорами светлыми путь жизни выложу.

Внутри шевельнулось вялое: надо открыть глаза… Я должна. Я нужна лорду Штефану, он без меня не выживет… Его убьют…

Но сон, наводимый подземельем, утягивал все глубже, а голос арна звучал все глуше и глуше.

— Илинка! Ты здесь? Да куда ж подевалась эта проклятая девчонка? — раздавалось вдалеке, а я не могла найти в себе сил, чтобы сбросить оцепенение. И мысли были неповоротливыми, медленными.

Почему граф назвал меня проклятой девчонкой? И отчего в его интонациях страх мне чудится? Лорд Штефан никого не боится. Он не может бояться… Он — воин, и у него есть вторая ипостась… И эта ипостась меня ненавидит. Вернее, она всех ненавидит.

— Милорд, нужно возвращаться. Мы уже все здесь обыскали, тут никого нет. Видите, дальше тупик, проход заложен.

А этот голос мне незнаком. Низкий, будто из бочки. Наверное, он принадлежит толстяку…

— Илинка! — раздается снова.

Арн. Он рядом. Это не сон.

Я сумела наконец стряхнуть вязкую пелену, окутавшую тело в ледяной саван, и попробовала встать на четвереньки. Руки и ноги казались чужими, голова кружилась, по шее снова потекла тонкая струйка крови.