Служебный гороскоп

Н. понял, что допустил грубую политическую ошибку, сделал глубокий вдох и выпучил вперед живот, но это была капля в море.

— Чтобы завтра же у вас были те же параметры, что и по возвращении из-за границы, — приказал начальник.

Н. добросовестно работал: ел. Ему подносили из буфета колбасу, манную кашу, винегрет, курятину, сметану, сыр, торты… Буфет работал на одного Н. Сотрудники обходились бутербродами из дома, да и те патриотично отдавали коллеге. Шла борьба не на смерть, а на живот. К вечеру Н. кое-чего достиг, но это был всего лишь худосочный пасквиль на то, что было.

Н. подкинули премию, запретили ходить, а чтобы не было холостых пробегов, перетащили его стол в буфет. Он ел, как Гаргантюа. Челюсти работали, будто смазанные. Но объелся и — объявил голодовку, капризничал, отодвигал тарелки, и тогда-то ему сделали искусственное питание: ввели пять кило сосисок.

— Есть пять сантиметров! — разнеслась радостная весть.

Пришел начальник, внимательно рассмотрел висевшую за спиной у Н. диаграмму роста.

— Надо еще нажать, и мы их догоним.

Еще через неделю радостная весть:

— Догнали!

Н. поздравляли, пробовали носить на руках, но надорвали свои животики.

— Еще немного, и мы их обгоним! — кричал начальник.

Живот занял весь буфет и требовал расширения жилплощади. Он выдавил стену как таран и вывалился в конференц-зал во время какого-то важного совещания. Живот диктовал порядки: если Н. его довольно поглаживал, все клевали носами и засыпали — наступал мертвый час; если Н. похлопывал себя по животу, как по гигантскому барабану, все вскакивали и работали с удвоенной энергией.

«Заглянуть бы ему вовнутрь, — писала стенгазета, — какие там несметные резервы для роста! Какие богатства! Какая романтика! Об одном пупке можно слагать поэмы!»

Если приходила комиссия, она не интересовалась делом. Она смотрела на живот и говорила:

— Ну, а остальное все ясно. Видно, что вы растете.

Бухгалтеры и экономисты высчитывали объем печенки, художник рисовал для потомков селезенку, красивые женщины стремились быть к Н. поближе, но этому мешал все тот же живот.

А в один прекрасный день раздался страшный взрыв. В радиусе пяти километров вылетели окна, попадали навзничь деревья, контузило птиц, а с учреждения сорвало крышу. Сбежавшийся народ увидел на земле пупок, похожий на кратер потухшего вулкана, клочки кожи и прочие бренные останки живота.

Он взорвался.

СМЫСЛ ЖИЗНИ

Осенью Феде грустно. Ему тоскливо. Осень такая пора, когда Федя может совершить любой поступок. Вот посыплется желтый лист, вот запалят дворники свои костры, сжигая на них лето, и совершит Федя поступок.

Этой осенью он отправился искать смысл жизни.

Он так и написал в заявлении по месту работы:

«Прошу предоставить мне отпуск в связи с поисками смысла жизни».

— Какого тебе рожна надо? — не понял директор завода. — Может, прибавка к зарплате?

— Зарплатой своей я доволен.

— Телевизора у тебя нет?

— Есть. Не в том суть.

— Ковры, люстра?

— Все имеется.

— Может, с женой не ладишь?

— У меня баба что надо.

— Так что же тебя гложет? Квартирка тесновата?

— Нормальная. Тоска у меня.

— Значит, не за длинным рублем идешь, не шабашничать отправляешься, а заботы у тебя высокого порядка? Что ж, иди, Федя.

И директор начертал размашисто на заявлении:

«Предоставить трехмесячный отпуск без содержания в связи с поисками смысла жизни».

Собирали Федю в дорогу всем цехом. Был банкет. Хотели даже командировку выписать, но бухгалтерия восстала, она хорошо знала, в чем смысл жизни: в отсутствии нарушений финансовой дисциплины. Люди нанесли ему в дорогу столько разных предметов, что хоть нанимай грузовик.

В воскресенье с утра Федя плотно позавтракал, надел все чистое, попрощался с сынишкой, обнял жену. Вышел во двор. Посмотрел в небо. Погода сопутствовала. Легкие барашки облаков плыли куда-то далеко, за тридевять земель. Жена заступила дорогу:

— Без теплого белья не пущу.

Пришлось сунуть теплое в сумку да плащ через руку перекинуть. И пошел себе, не оборачиваясь, разом перерубив цепи, связывающие с прошлым.

На улице уже ждали заводские ребята во главе с начальником цеха. Гремел духовой оркестр, взмывали вверх надувные шарики, висел плакат: «Счастливый путь, Федя!» Под бодрую музыку Федя вышел на бугор, потом по тропинке спустился к реке, зашагал по лесу.

Впервые в жизни Федя был свободен как ветер. Он прошел лес, потом поле, луг, деревню, город, опять луг, поле, лес, деревню, луг. Устал.

Лег спать прямо под звездами. Сумку положил под голову, накрылся плащом. Чтобы не потерять направление, улегся ногами в ту сторону, куда шел. Ночью ему был сон.