Служили два товарища...

Я шел молча и глядел сбоку на короткий вздернутый нос и голубой глаз.

— Я нечаянно уронил полено, прости, пожалуйста.

— Ты почему раньше не ходил?

— Уезжал в лес.

Зина пожала плечами. Она очень часто пожимала плечами, и в этом жесте сказывалось ее критическое отношение к миру и чувство самостоятельности.

— А моя мама подвенечное платье шьет, — сказала вдруг Зина, — красивое, очень! В нашем доме Феся выходит за офицера-гайдамака, будет свадьба, и меня тоже пригласили.

Я покашлял, не зная, как отнестись к этому событию…

— …А папа наш нам письмо написал, он во флоте в Петрограде служит. Долго очень не писал наш папочка и вдруг, нате пожалуйста, написал, — словно передразнивая кого-то, сказала Зина. — А мама моя перед этим даже собиралась снова выйти замуж…

Я очень удивился таким трагическим обстоятельствам и, поскольку тогда все объясняли революцией, сказал, что раз революция, это теперь можно: хочет снова выйти — и пусть выходит.

Зина посмотрела на меня, высунув мордочку из воротника, и, сморщив нос в гримасе, пожала плечами.

— Я живу здесь.

Мы остановились у двухэтажного деревянного дома. Из-за занавесок выглядывали красные бубенчики фуксии. Мягко светил голубой свет.

— До свиданья, мальчик. Как тебя зовут?

— Саша.

— Приходи завтра в школу.

Зина была своевольное, честолюбивое и ласковое существо. Однажды в воскресенье я пригласил ее домой. Феня принимала Зину, как посла иностранного государства, чрезвычайно сдержанно и щедро. На столе появилось все, что имелось в нашем небогатом доме. Потом я показывал книги — Андерсена и Жюля Верна.

Зина сказала, что Андерсен для маленьких.

Сказку о голом короле я даже начал ей читать, но она отнеслась к ней равнодушно. Капитана Гаттераса она пробовала читать, но не смогла дочитать до конца. Я попытался рассказать о мужестве людей, стремившихся к Северному полюсу, но Зина сказала:

— Кому нужен твой полюс? Даже белым медведям там холодно… А настоящий роман ты читал? О любви?.. А я читала. Как один господин полюбил дочку управляющего своего имения.

— Кто это написал?

— А мне какое дело! Это неважно. Понимаешь, он уезжает, а она продолжает его любить и встречает офицера… Но эта книга очень длинная. Я не люблю книги. Когда мама рассказывает, какая она была молодая, про подруг — это интереснее.

Зина в коричневом переднике на диване в столовой расплетала и заплетала кончик своей белой косы. Вся ее маленькая фигурка умещалась в углу дивана. Ноги в красных туфлях и толстых серых шерстяных чулках с пятачками штопки на коленках не доставали до пола. Она заплетала кончик косы и очень внимательно, даже нежно смотрела на меня.

— Тебе хочется, чтобы я любила книги? Ну, что ты все возишься, посиди рядом, вот так.

Я сел.

Зина смотрела сбоку, я видел ее зрачок с голубым ободком и свое лицо в ее зрачке.

Мне было неловко и немного грустно оттого, что она не любит книг. Но я только осторожно сидел рядом и смотрел на нее.

— Долго мы так будем сидеть? — спросила Зина. — Мне надоело, пошли.

— Куда?

— В кинематограф, если у тебя есть деньги.

Я убедил Феню, что желания гостей священны, надел Зине ее тесную шапочку и завязал шелковые завязки. Теперь это стало моей обязанностью, когда мы уходили вдвоем. Только в школе мы этого не делали. Феня, заглянув в переднюю, прыснула, а я обиделся и обрадовался, что она ничего при этом не сказала.

На улице ветер кружил снег.

* * *

Мне казалось, что метель летит над всем миром, над океанами и над морями, что высокие корабли разрезают волну, тяжело прокладывая дорогу к огням земли, и на горбатой улице с белыми от снега каштанами тоже гудит и рвется метель. А мы, прижавшись друг к другу, смело идем сквозь белый мрак в кинематограф!

— Прислушайся, — прошу я Зину. — Слышишь колокол? В него не переставая бьет матрос, чтобы корабли не столкнулись в пургу, когда они идут узкими проходами между рифов.

— А зачем они идут между рифов?

— Ну пойми, Зина: они идут труднейшей дорогой сквозь метель, господи, спаси их души!

— Ты веришь в бога?

— «Господи, спаси их души» — так говорят в бурю на берегу.

— Ты все выдумываешь.

Не без труда дотянувшись до феи в окошечке, берем билеты. Торжественно проходим мимо безбилетных, ожидающих счастливой случайности. Тетка в платке впускает нас в преддверье чудесного мира. Там мерзнут старые пальмы с длинными кривыми саблями зеленых листьев. Мы ждем антракта. Переливы таперской музыки — и среди всех этих чудес пестрые жупаны лихого украинского воинства, и солдаты с немецкого фронта, и девушки с натертыми свеклой щеками, и дамы в седых горжетках. И вот мы среди лузгающей семечки темноты. И метель зеленых искр летит к нам, фосфоресцируя, с экрана.

«Сегодня «Нина». Потрясающая драма в четырех частях из великосветской жизни, с участием Баранцевич, Рахмановой, Громова и Джемарова». Но перед этим видовая картина. Ее-то больше всего я жду.

Метет зеленая метель, и тяжелый огромный корабль прокладывает путь по зеленой воде. Только в снах я видел такое чудо.

Чайки садятся на его мачты, зеленые сказочные чайки.

Я беру руку Зины и сжимаю ее до боли.