Служим Отчизне

В апреле 1921 года вызывают меня в штаб 14-й дивизии к председателю комиссии по борьбе с дезертирством.

— Из Ростова есть донесение, что вы дезертировали из своей бригады, объясните, как оказались в Дагестане.

Только при разборе дела я узнал, что нас с Боковым послали сюда по особому приказу как наиболее опытных командиров-пулеметчиков, уже участвовавших в боях, а в Ростове об этом, оказывается, не все знали. Кто-то и решил, что мы дезертировали.

Так или иначе, отправили нас обратно в Ростов. Пробыл я там до конца мая, когда меня назначили командиром взвода охраны эшелона штаба фронта, который переезжал из Ростова в Тифлис. Мы приняли все возможные меры, чтобы успешно обороняться от бандитов, которых в то время было очень много. Дорога прошла благополучно. Однако в Тифлисе свалила меня малярия. Не помню уж, как попал в госпиталь. Когда очнулся, увидел, что соседи мои на полу мертвые — в то время малярия была страшной болезнью и унесла много жизней моих товарищей, особенно тех, что попали в новые для себя климатические условия.

После выздоровления получил я назначение в 37-й стрелковый полк. Думал, заеду далеко, а приехал в город Темир-Хан-Шура, который хорошо знал.

Как только мы, группа молодых командиров, прибыли в часть, нас принял командир полка Трубаров, военком Абакумов и начальник штаба Киселев. Они расспросили, откуда мы родом, где воевали во время гражданской войны, где учились, есть ли настроение служить в армии. Мы и не думали возвращаться домой, хотя была такая возможность. Кругом еще много врагов, значит, впереди много боев.

Через каждые восемь месяцев полк уходил в лагеря. Располагались в старинных крепостях, построенных еще в начале прошлого века. Одна из них занимала около двух тысяч квадратных метров и была обнесена кирпичной стеной толщиной в два и высотой в три метра. Жизнь наша шла там очень напряженно. Восемь часов занятий, тактические учения, стрельбы. Час или два отводились на строевую подготовку, а вечером для повышения общеобразовательного уровня командиров занимались еще два часа.

В то время уделялось исключительное внимание самоподготовке командиров. Знания наши были много ниже среднего. Поэтому тянулись мы к знаниям изо всех сил. Учили русский язык, математику, географию, историю, как школьники. Это всячески поощрялось высшими командирами, многие из которых сами показывали нам в этом пример.

Душой нашего полка стал новый комиссар И. В. Льдоков, бывший ленинградский рабочий, коммунист с большим опытом. Тактично, мудро умел он выявлять нужды людей, так что каждый из нас всегда чувствовал его поддержку и заботу.

Часто И. В. Льдоков собирал нас и рассказывал о том, как все еще сильна в горах власть шариата. Чтобы пробуждать классовое сознание горцев и активизировать их борьбу за новую жизнь, мы вместе с комиссаром ходили по аулам, беседовали с жителями, которые всегда относились к нам хорошо, угощали кто чем мог.

Начало двадцатых годов было довольно сложным периодом для молодой Красной Армии. Кончилась гражданская война, укрепилось международное положение СССР. Появилась возможность перевести Красную Армию и Флот на мирное положение и сократить расходы на их содержание. Но несмотря на невероятные трудности восстановительного периода, Советское государство делало все необходимое для повышения могущества своих Вооруженных Сил. Очень много внимания уделялось вопросам укрепления воинской дисциплины. Дело в том, что у части красноармейцев и даже командиров остались дурные пережитки.

Немало тогда было сквернословов. Это даже казалось иным своего рода шиком, лихостью. Вроде бы чем крепче человек ругается, тем больше он на виду, о нем говорят даже с некоторой долей восхищения: «Вот это дает прикурку!»

С этой пакостью надо было кончать. Но как? Тогда мы и придумали: с каждого, кто хоть раз выругается, будем брать штраф — червонец. Если же выругается покрепче — три червонца. На скопленные деньги покупали табак, а если набежит побольше, то сапоги наиболее в них нуждающимся. Так мы успели купить лишь несколько пар сапог, после чего ругань резко сократилась.

Был у нас командир взвода Жорин, кубанский казак, лихой кавалерист, начальник разведки в годы гражданской войны. Все знали, что Жорина можно послать на самое рискованное, опасное для жизни дело.

Однажды прихожу утром в команду, все спят. Приказал дежурному поднять, а он отвечает:

— Они не встанут.

— Как так не встанут?

— Они все пьяны.

— Кто ж напоил?

— Жорин.

— Где командиры?

— Тоже спят.

Я знал, что был у Жорина друг среди местного населения, который гнал вино. Видимо, он от души преподнес четверть Жорин у, а тот, понятно, угостил своих.

Что было делать? Пулеметная команда в то время подчинялась непосредственно командиру полка. Я поехал в штаб, вернулись мы с комиссаром полка. Он пожурил нас, дал тем, кто пил, по три наряда вне очереди. На том тогда дело и кончилось.