Служим Отчизне

Даже в то время этот случай был, конечно, серьезным нарушением. Да, нелегко было готовить армию, основанную на строжайшей дисциплине, глубоких знаниях. А делать это надо было. Мы помнили указания В. И. Ленина о том, что, пока существует империализм, нельзя забывать о грозящей нам опасности. Кроме того, думали мы тогда и о мировой революции, о том, что нам придется идти на помощь братьям по классу в других странах. В клубе нашем даже висел лозунг «Даешь мировую революцию!», который мы понимали как вполне конкретное дело недалекого будущего.

У меня в подразделении были красноармейцы раза в два старше, чем я. Когда я обращался к ним, они докладывали по уставу и на мое приветствие отвечали:

— Здравия желаем, товарищ командир!

Потом же, после занятий, на отдыхе, говорили мне ласково:

— Сынок, не волнуйся, мы тебя не подведем…

Тогда кадровые красноармейцы служили два года, а «территориальники» в течение пяти лет ежегодно призывались на сборы. В стране, обескровленной гражданской войной, трудно было отрывать мужчин на два года от работы в сельском хозяйстве или промышленности. Они и служили «по-милицейски»: сначала три месяца, а затем по одному месяцу в году, неподалеку от дома, таким образом получая необходимую военную подготовку.

Вообще же люди собрались тогда у нас удивительные. Каждый был чем-то оригинален, например командир взвода Вася Ходаренко. Никто в трудную минуту не мог придать столько бодрости людям, как он. Кто-нибудь попросит его:

— Вась, сделай умную физиономию…

— А теперь испуганную…

— Радостную давай…

Люди хохотали до упаду, усталость будто рукой снимало. Это был удивительный талант комика.

Постепенно в полк стали приходить командиры, окончившие военные учебные заведения. Жизнь налаживалась, дисциплина укреплялась, создавался хороший, дружный, работоспособный коллектив.

Надо сказать, что за время многолетней службы, особенно в годы Великой Отечественной войны, мне очень везло на хороших товарищей, хороший коллектив.

В 37-м стрелковом полку я прослужил пятнадцать с половиной лет и прошел путь от командира взвода до командира полка. На моих глазах мужала, росла, крепла Красная Армия.

Сейчас молодым людям даже трудно представить, как мы жили в начале двадцатых годов. Красноармеец должен был получать в день фунт хлеба, но ему выдавали только двести граммов, потому что остальные двести отчислялись детским домам. В то время все мы видели, как страдают дети. На вокзалах, на базарах толпы оборванных голодных ребятишек, потерявших родителей, отбившихся от дома. Страна делала все возможное, чтобы облегчить участь детей, поэтому и красноармейцы стойко переносили полуголодную жизнь. Вволю поели крапивы. Наварят ее полный котел, бросят туда кружку крупы или кукурузной муки, вот и приварок.

Я, командир, как и мои подчиненные, в то время ходил в лаптях. Гордо ходил! Наган на одном боку, полевая сумка на другом — девушки смотрели! Приходишь в казарму, скорее лапти в воду, знаешь, что старшина строгий. Красноармейцам говорил:

— Кто лапти раньше пяти дней износит, новые давать не буду — топчитесь по лужам.

И правда, идем строем, а как увидим лужу, все в нее гуртом — потопчемся, лапти намокнут, значит, не растрескаются раньше времени, дольше прослужат.

В пулеметной роте было шесть командиров: командир роты, политрук, заместитель командира роты и три командира взвода. На всех у нас была одна пара сапог. Брали мы самый большой размер, чтобы подошли всем. Составляли график, когда кому в них идти в город.

Как-то пришла моя очередь на сапоги. Пошел я гулять в город, вдруг догоняет меня вестовой.

— Товарищ Чистяков, вас срочно требует командир дивизии. Он на плацу.

Бегу. Волнуюсь: что случилось? Подбегаю к командиру дивизии, докладываю.

— Товарищ Чистяков, я слыхал, ты здорово барыню пляшешь. Выходи на соревнование.

К этому времени на плацу собралось много народу. Играл оркестр. Я пошел плясать. Барыня — не фокстрот: на месте топтаться, обняв девушку. Тут есть строжайшие правила: если твой партнер выплясывает одно колено, ты должен другое и ни в коем случае ни разу не повторить ни его, ни себя. Я знал в то время много таких колен. Плясали по тридцать — сорок минут, кто кого перепляшет не повторяясь. Если уж не знаешь, что еще придумать, выходи из пляса. Азартное было дело и для тех, кто пляшет, и для тех, кто смотрит.

В тот день я все-таки выплясал первое место и получил за это осьмушку табаку, которую мы тут же всю и раскурили.

22 января 1924 года наш драмкружок давал в полковом клубе для жителей города и близлежащих аулов спектакль под названием «Старый быт». Показывали мы в нем городовых, купцов, бар, которые издевались над простыми людьми. Пьеса и исполнение, понятно, были не на большой высоте, но тогда и такое дело казалось дивом. В зале не раз раздавались проклятья в адрес эксплуататоров и даже слышался плач, так близко к сердцу принимали люди все, что происходило на сцене.

В середине спектакля вдруг на сцену поднялся И. В. Льдоков.

— Товарищи, — сказал он, — вчера скончался великий вождь трудящихся Владимир Ильич Ленин…