Смеющаяся вопреки. Жизнь и творчество Тэффи

Вызванная наркотиком галлюцинация завершается исчезновением охотника. П. Кричит ему вслед: «Вернитесь! Я не хочу быть одна! Как его зовут. <…> Я не знаю» [Тэффи 1997–2000, 7: 248]. Финал рассказа намекает на связь между охотником и мужским образом из стихотворения Тэффи «Опять тот сон! Опять полудремота!», о котором она пишет:

И в этом сне всегда уходит кто-то —
Не знаю кто, но я его люблю[780]

.

В октябре 1950 года Тэффи сообщала Бицилли, что «Воля Твоя» – последний из ее наиболее значимых рассказов – это повествование «о свободе воли в религиозном плане»: «Вопрос этот всегда меня интересовал, и ответа я нигде не находила»[781]. Как и в «Пределе» и других сочинениях, она исследует на примере несчастливого романа соотношение человеческой воли и воли божественной. В начале рассказа пианистка Анна Броун приезжает на званый ужин и сразу отступает в уголок, чтобы поразмышлять о своем недавнем расставании с любовником, критиком Гербелем. Охваченная ревностью, она сама инициировала разрыв, думая (как герой «Предела»), что волевое решение уменьшит ее страдания. Она признает, что у нее не было никаких реальных доказательств измены Гербеля и что она действовала под влиянием иррациональных сил, которые (как в «Авантюрном романе») таятся под внешней поверхностью жизни:

Дело в том, что все мы живем в двух планах! Один план – это наша бесхитростная реальная жизнь. Другой – весь из предчувствий, из впечатлений, из необъяснимых и непреодолимых симпатий и антипатий. Из снов. У этой второй жизни свои законы, своя логика, в которых мы неответственны. Вынесенные на свет разума, они удивляют и пугают, но преодолеть их мы не можем [Тэффи 1997–2000, 7: 253–254][782].

Между тем разрыв с Гербелем только усилил страдания Анны, что она объясняет сохраняющейся надеждой. Ей кажется, будто надежда угаснет только в том случае, если Гербель умрет, и она представляет себе, как входит в его квартиру и перерезает ему горло. Позднее в тот вечер Гербель и в самом деле умирает, и Анна узнает об этом от одного из гостей – врача, которому позвонили по телефону, после чего он объявил: «Зарезали нашего бедного Гербеля» [Тэффи 1997–2000, 7: 256]. Далее он объясняет, что смерть наступила во время операции по удалению аппендикса, но Анна слышит только первые слова и теряет сознание, уверенная в том, что в этом виновата она.

Вторая часть истории разворачивается в южном городке, в санатории, куда Анна приехала восстанавливаться после нервного срыва. Она обнаруживает там две родственные души, но обе – нечеловеческие: дерево, растущее под окном ее комнаты, и дрессированную медведицу, с которой она себя отождествляет: «Сестра моя, артистка Шура Ивановна!» [Тэффи 1997–2000, 7: 259]. При этом вид человека – похожего на мышь-альбиноску подростка, присутствовавшего на том вечере, где она узнала о смерти Гербеля, – наполняет ее ужасом. Позднее, душной предгрозовой ночью, вся природа, кажется, разделяет страдания Анны. Она наблюдает, как на дереве трепещет листок, «только один, как жилка [у нее] на шее», затем спускается вниз и застает там «мышку-альбиноса»: подросток плачет и поет песню об умирающем попугае, который «завещает» ему «тоску по солнцу, солнц вселенной краше». Как он объясняет, его страдания особенно мучительны потому, что в реальности этого попугая никогда не было: «…он жил только во мне, даже нет… просто умер во мне, и это перенести почти не возможно» [Тэффи 1997–2000, 7: 261, 262]. Таким образом, если Анна страдает от мук земной любви, то альбиноса (последний созданный Тэффи образ жалкого неудачника) терзает тоска по иллюзорному идеалу, о которой постоянно говорилось в произведениях писательницы.