Тэффи поправилась: прыгает, как козочка, обзавелась поклонником – генералом, правда… не первой молодости, но зато он один из директоров Добровольного флота [советского судоходного общества]: деньги значит есть – продают российские пароходы! Это дает ему возможность шикарно ухаживать. <…> Молодец Тэффинька, не зевает, а в Париже Биншток [на нее] работает[347]
.Впрочем, как это часто бывало, под напускным легкомыслием поведения Тэффи скрывалось внутреннее смятение. Ее переписка позволяет почувствовать ее тревогу за дочерей, находившихся в Польше; должно быть, она беспокоилась и о брате Николае, который еще не вернулся из Сибири, куда отправился в феврале 1919 года (после роспуска экспедиционного корпуса русской армии во Франции) на поддержку Колчака[348]
. (Николай должен был вернуться во Францию осенью 1922 года.) Но самую сильную боль причиняла ей судьба любимой сестры Елены. В письме своему старому петербургскому знакомому А. Л. Волынскому (в то время председателю Петроградского отделения Союза писателей) она обратилась к нему «с горячей просьбой» помочь ее сестре, которой «очень-очень плохо живется» и которая «будет спасена», если «устроится в общежитие и получит паек»[349].Должно быть, полученный Тэффи ответ не обнадеживал, поскольку вскоре в письме Буниной она сообщила: «…моя любимая сестра, единственное, что меня связывало с Россией, – умерла»[350]
. В «Воспоминаниях» она пишет, что на Пасху 1919 года, когда она находилась на борту корабля, сестра «пришла [к ней] маленькой девочкой, какой [она] больше всего любила ее». И только через три года, то есть в 1922 году, находясь в Висбадене, она узнала: «…в эту ночь за тысячи верст от меня, в Архангельске, умирала моя Лена…» [Тэффи 1931а: 213]. Тэффи описала Буниной то, как на нее повлияла эта утрата: «Теперь совсем пусто. <…> А я в четыре дня похудела, почернела и молчу». Как всегда, она считала, что лучше всего скрывать свое горе от окружающих: «Не говорю Лоло [и его жене] ничего».Осенью 1922 года Тэффи переехала из Висбадена в Берлин, который немцы часто называли «второй столицей России», поскольку город заполонили около 100 000 русских – не только эмигрантов-беженцев, но и путешественников из Советской России, пока еще не были возведены непреодолимые барьеры для выезда за границу[351]
. Русские оседали в основном в юго-западной части города, где располагались шесть русских банков, выходили три ежедневные газеты, работали 20 книжных магазинов и 17 крупных издательств [Азаров 2005: 121]. Последние служили приманкой и для писателей-эмигрантов, и для советских авторов. Считается, что в 1922–1923 годах в Берлине было издано больше книг на русском языке, чем в Москве и Петрограде [Williams 1972: 133, 137; Азаров 2005: 126]. Тэффи воспользовалась такой роскошью и в 1921 году опубликовала там три книги: «Рысь», «Passifol ra», лучший из ее поэтических сборников, и «Шамрам», состоящий из легких стихотворений в восточном стиле.Еще в 1921 году Тэффи обсуждала с Ляцким возможность публикации сборника ее стихотворений:
Вы, наверное, не знаете, что первая моя книга, давшая мне имя, была книга стихов, выпущенная «Шиповником». С тех пор я новых стихов не выпускала, хотя печатала их довольно много и они очень популярны. <…> Получаю часто письма с просьбой указать – где можно мои стихи достать. Это наводит меня на мысль – не издать ли книгу? И на вторую мыслю – не предложить книгу Вам?[352]
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное