Да, она молодая, красивая, страстная, наверное, истосковавшаяся без мужчины, но… Но вдруг он сболтнет ей что-то о Корейко, о своем неудачном кратком миллионерстве, о румынских пограничниках – и она испугается и снова страстно захочет жить, просто жить…
– Зося, прости! – он высвободился из ее объятий, сел. Потом встал. – Зося… Зоя Викторовна, мне пора. У меня на вечер назначена встреча с товарищами… Я не рассчитывал задерживаться надолго. Видите ли…
– Вижу! – закричала она громко и обидно. – Ты педераст!
– Я? – поразился Бендер. На секунду захотелось накинуться на нее и доказать, что это неправда, но тут же расхотелось. Он вытер пот со лба и насильно рассмеялся. – Зося, что с вами… Я педераст?
– Ты, ты! Теперь понятно, почему ты тогда от меня убежал! И вся ваша компания такая. Как их, Козловский, Панкевич, Базаров – три друга-педераста, и ты четвертый! Вон отсюда!
Она тоже вскочила с дивана и затопала ногами.
Бендер с некоторым испугом выскочил за дверь.
Вслед ему в коридор полетела рукопись повести.
Делегация писателей на заготпункте ПермЛесЛага.
Начальник:
Граждане заключенные! Поздравим ударников труда и перековки, зека Матюшкина, Харлова и Балаганова! Решением правления они премируются сапогами и повидлом! Ура! Оркестр, туш!Бендер:
Товарищ Магидсон, я бы хотел повидать передовика труда зека Балаганова. Познакомиться.Начальник:
Пожалуйста, товарищ писатель Бендер! А зачем вам?Бендер:
Лицо у него хорошее, открытое. И фамилия у него простая, но очень яркая! Прямо просится в роман! Думаю, и человек интересный!Бендер и Шура сидят за столом в дежурке.
Бендер:
Неужели за одну сумочку – такой срок?Шура:
Что вы, Остап Ибрагимович. Я уж успел отсидеть, и вот снова сел. Пустяк. По пиломатериалам. Ничего.Бендер:
Давайте-ка, Шура, я за вас попрошу. Напишем вместе просьбу. Чтоб на легкий режим перевели, как минимум.Шура:
Я уж второй год на легком режиме.Бендер:
Ну вот! Тем легче просить о пересмотре.Шура:
Не надо, Остап Ибрагимович. Выйду – через полгода снова проворуюсь. Зачем вот так, туда-сюда? Я уже освоился. У меня тут даже жена есть. Вполне законная. Мы расписаны, тут можно. Нюра Трофимук. Анна Федоровна то есть. Повариха. Чего еще желать?Бендер:
Неужели на свободу не хотите?Шура
Бендер
Шура
Бендер:
Я не курю. Простите, Шура.Шура:
На нет суда нет. Рад был повидаться.Кабинет Сталина.
Шолохову сразу бросилась в глаза книга, лежащая на другом конце стола: желтая, в дешевом картонном переплете. Чуть напрягши глаза, он прочел название: «Песок и сталь». Автор: О. Бендер.
Шолохов вспомнил, что читал ее – вернее, листал: повестушка про Турксиб, бездарная приспособленческая писанина. Слог, впрочем, бойкий и узорчатый. Но слишком много правоверных лозунгов и восклицательных знаков, и вдобавок пошлая восточная экзотика: арык, ишак, урюк, рахат-лукум, узун-кулак. Брр…
– Вот такая занятная книжица, товарищ Шолохов! – сказал Сталин, толкая ее по столу. – Садитесь. Закуривайте. Читали?
– Да… Да, товарищ Сталин. Точнее говоря, просматривал.
– Товарищ Бендер – журналист, печатается в «Известиях». Вот написал книгу. Какое у вас впечатление об авторе?
Шолохов нутром почувствовал, что Сталину книга нравится. Начиная с названия: советская сталь – да-с, именно сталь! – прорезает дремлющие пески Востока. И еще Сталин любит выспренний романтический стиль. Поэтому Шолохов ответил:
– Книга интересная и талантливая! – и честно пояснил: – Хотя автор, конечно, пока еще неопытный. Начинающий. Отсюда некоторые провалы сюжета. Но думаю, из него получится хороший советский писатель.
– Вы правильное слово сказали, товарищ Шолохов. Я не спрашиваю, какой он талант. Я спрашиваю, советский ли он писатель. Бывают очень большие таланты, но – не совсем советские. Например, товарищ Пастернак. Выдающийся талант. Но – не целиком советский. Хотя, конечно, не враг. Скорее даже друг. Или вот товарищ Мандельштам. Настоящий мастер слова. Но – какой-то непонятный. Ни да ни нет, ни рыба ни мясо. Ни в городе Богдан, ни в селе Селифан… – Шолохов терпеливо ждал, пока Сталин закончит этот свой любимый пассаж, и понимающе улыбался в ответ на шутку вождя. – В общем, как говорят в народе, ни Богу свечка, ни черту кочерга. Много у нас таких пока еще остается. А что в этом смысле товарищ Бендер?
– Советский, товарищ Сталин! Он целиком и полностью настоящий советский писатель!
– То есть настоящий советский человек? – и Сталин пристально посмотрел на Шолохова: своими желтыми тигриными очами в карие казачьи глазки донского Гомера.
– Советский! – сказал Шолохов и добавил: – Настоящий! Ручаюсь!