Смелая женщина до сорока лет

Но потом подумал: надо бы все-таки написать роман о том, как я все-таки к ней поехал. Описать это нелегкое и странное путешествие: поиски ночлега, стирка пропотевших маек, привалы, проколотые шины, лопнувшие спицы, восьмерящие колеса, длинные подъемы в гору, опасные встречи, погода, пейзажи, города и всё такое прочее. Ну и встреча с девочкой в финале. Разумеется, от первого лица.

Вот, допустим, напишу я этот роман. Отнесу редактору.

Редактор скажет:

– Опять автофикшен?

– Ты что! – возмущенно закричу я в ответ. – Велофикшен!

Оказывается, есть новая категория нервных просьба не читать!

художественной продукции: “feelgood”.

Вот такое новое понятие – «филгудность».

A feelgood film is a film which presents people and life in a way which makes the people who watch it feel happy and optimistic.

(Филгудный фильм – это фильм, который представляет людей и жизнь таким образом, что люди, которые его смотрят, чувствуют себя счастливыми и оптимистичными.)

Уже есть филгудные книги. Те, которые, как пишут современные критики, «так приятно читать в воскресенье после завтрака, усевшись в любимое кресло, завернувшись в любимый плед и попивая чай с молоком из любимой чашки».

Филгудные картины тоже есть, я их часто вижу в интернете, полотна старателей четвертого ряда, где бабушка вяжет, внучка играет, девушка идет по аллее, молодой человек держит над ней зонтик, и всё это в стиле и колорите этакой Берты Моризо для бедных.

Важные уточнения касательно «филгудности».

Первое.

Не путайте слащавость и филгудность. Особенно это касается картинок. Слащавые рождественские открытки начала XX века, где условные крестьянские детишки дарят друг другу конфетки, – это одно. Это винтаж и ретро. Иногда даже забавно. А вот написанный вроде бы широким мазком красивый вечерний город, где за столиком уличного кафе сидит изящная парочка и пьет красное вино, – совсем другое. Это филгуд.

Пошлые слезодавильные истории, где старик на бульваре рисует портрет бедной девочки и дарит ей этот лист с размашистой подписью «Пикассо», – это одно. Длинный роман из университетской жизни, где все-все-все в итоге находят свое счастье, мужа, детей, домик и постоянную профессуру в Беркли, – это другое. Это то, что в СССР называли «добрая книга» (или «добрый фильм»).

Второе.

Сразу вспоминаются детские книги. Да, все они (особенно начиная с середины XIX века) добрые и оптимистичные – по своей воспитательной задаче. Как буквари, как игровое обучение, как сладкая микстура. Даже самые печальные детские книги – вроде «Без семьи» Гектора Мало – там все равно в конце надежда и какое-то устроение судьбы.

Наверное, «филгуд» – это и есть детские книги (фильмы, картинки) для взрослых.

Соцреализм! хоть имя дико… из дневника, запись 29 июня 2021 года

В давней молодости мне случалось листать романы советских писателей второго-третьего эшелона. Как правило, это случалось в библиотеке дома отдыха. На полках стояли толстые книги в картонных переплетах с картинкой: город, над которым дымят трубы завода, и по улице идет бодрая молодая пара. Или та же пара, но он что-то чертит, а она смотрит из-за его плеча, а в широком окне виден подъемный кран. Название: либо короткое – «Новаторы», либо длинное – «Личное счастье Веры Толмачевой».

Раскрыв книгу, я непременно натыкался на увлекательный диалог.

* * *

– Веруша, – спросил Николай, усаживаясь за стол и с аппетитом отламывая вилкой кусок поджаристой котлеты. – Как у тебя день прошел?

– Провели читательскую конференцию для пенсионеров, – отвечала Вера, подкладывая мужу картофельное пюре. – По книге молодого писателя Юрия Трифонова «Студенты». С докладом выступил товарищ Ксенофонтов, ветеран труда с «Красного котельщика». Были очень интересные вопросы. Писатель сказал, что просто поражен уровнем наших читателей!

– Молодцы!

– Не молодцы, а молодицы! – Вера озорно сверкнула глазами. – А теперь ты докладывай! – и она подлила себе и мужу в стаканы компот из сухофруктов.

– Мы сегодня на собрании цеха приняли повышенные обязательства. Хотим перевести весь коллектив токарей на микролитовые резцы, что позволит повысить скорость обработки деталей не менее чем на тридцать процентов. Лагутенко считает, что на тридцать пять, но я всё же не стал бы рисковать. Тридцать – самый раз.

– Осторожничаешь? – поддела мужа Вера.

– Подхожу к делу ответственно, – спокойно возразил Николай. – Чтобы потом не авралить в конце квартала…

* * *

Я закрывал книгу и со стоном ставил ее на полку…

* * *

Но жизнь бывает еще смешнее, чем литература.

Например, сегодня.

Мы с Олей просидели весь день за компьютерами в разных комнатах.

Вечером сошлись попить чаю на кухне.

– Как ты? – спрашиваю.