Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни

Предписание на химиотерапию лежит прямо передо мной на столе, и прежде чем отдать бумаги в аптеку, их должна проверить еще одна медсестра.

– Да, простите. Только что получила. Сейчас все проверю.

– Ничего. У нас просто тут много заказов на химиотерапию для другого этажа онкологии, и мы хотели первым делом закончить с вашим ритуксаном.

– Хорошо. Спасибо, Бобби.

Столько всего нужно сделать. Лучше мне с этим разделаться сразу.

Итак, нужно сосредоточиться и проверить первым делом посчитанную клиническим ординатором площадь поверхности тела пациента. Она высчитывается на основе проверенных данных по росту и весу, для чего две медсестры должны вместе взвесить мистера Хэмптона и измерить его рост. Это должны были сделать еще вчера. Я проверяю, есть ли это на сервере – все на месте, – после чего проверяю, правильно ли все посчитано, для чего умножаю рост мистера Хэмптона в сантиметрах на его вес в килограммах, делю на 3600 и извлекаю из конечного числа квадратный корень. Ответ получается в квадратных метрах, что полная бессмыслица, однако так мы считаем площадь поверхности тела.

Все это банальная арифметика, но и в ней случаются промахи. Ординаторы округляют в меньшую сторону, а не в большую, используют устаревшие данные по весу, используют нестандартную формулу – эти и многие другие ошибки не раз выявлялись медсестрами, проверяющими предписания на химиотерапию. Эти препараты крайне токсичны, так что дозировка должна быть посчитана с максимальной точностью: стоит ввести чуть больше, чем нужно для лечения, и организм пациента может уже не справиться. В конце концов, даже в утвержденной «безопасной» дозировке эти лекарства являются сильнейшим ядом.

Я провожу подсчет на калькуляторе, и на этот раз значения площади поверхности тела и предписанной дозы Ритуксана оказываются верными. Хорошо. Теперь мне нужно убедиться, что назначенная дозировка и график введения мистеру Хэмптону соответствуют плану лечения, предписанному для его болезни. Набрав в браузере нужный сайт (к счастью, этот сайт сегодня оказался не заблокированным), я выбираю лимфому и без труда нахожу план лечения для мистера Хэмптона. Гораздо сложнее, когда я не могу найти нужную дозировку, и после звонка ординатору выясняется, что они используют новый протокол лечения, составленный по результатам какого-то новейшего исследования. «Статья прикреплена к обложке медкарты», – любезно говорит в таких случаях ординатор, однако разве не проще было бы сразу поставить меня в известность? Врачи зачастую слишком сильно заняты, чтобы задумываться о таких мелочах, однако дело может запросто быть также и в том, что они слабо представляют, что именно мы, медсестры, делаем, когда проверяем предписания на химиотерапию. Знают ли они, что мы собственноручно проверяем дозировку и график приема препарата? Врачи и медсестры зачастую не видят работу друг друга.

Остался последний шаг: мне нужна еще одна медсестра, чтобы повторить мою проверку. Я отправляюсь по коридору на поиски, и на сестринском посту встречаю Бет. Мне неудобно просить ее о помощи, потому что знаю – она только и думает, что о полете своей дочери в Кандагар, однако она видит у меня в руке предписание и спрашивает сама: «Тебе нужно проверить?»

– А у тебя найдется минутка?

– Лучше уж я буду с головой в работе, – говорит она, а потом смеется: – Тебе, однако, лучше потом перепроверить мои подсчеты – у меня сейчас только одно на уме. Она шутит – я знаю, насколько тщательно и аккуратно она все делает.

– Что-нибудь слышно? – осторожно спрашиваю я.

– Нет, – говорит она, не поднимая на меня глаз. Она достала из кармана небольшой калькулятор и уже проворно вбивает в него числа.

– И я решила, что переживать пока попросту рано! – говорит она, бегло взглянув на меня, но тут же крепко сжимает губы, сверяя вычисления.

С другой стороны сестринского поста я вижу сидящего на каталке Рэя Мэнсона. Должно быть, его направляют на обследование. До меня доходит, что уже началась вторая половина дня, и хотя я успела обменяться парой слов с его женой Лиз в коридоре, поздороваться к нему в палату я так и не зашла.

– Привет, – говорит он. У него вытащили из носа и ушей пирсинг, без которого тот выглядит беззащитным. Я наклоняюсь над каталкой, чтобы его обнять.

Должно быть, по выражению моего лица становится понятно, что я за него переживаю, потому что он говорит: «Ничего, все в норме. Что будет, то будет». Он говорит это быстро и без особых эмоций, словно повторяя мантру. Что ж, почему бы не вспомнить про карму? Ему уже больше ничего не остается.

– Что произошло?

– Просто начал все больше и больше уставать. Сдал кровь на анализ. Нужно еще сделать анализ костного мозга, но… – он пожимает плечами. Рецидив подтверждается на сто процентов только после обнаружения клеток лейкемии в костном мозге, однако он уже смирился.