Смена режима. На пути к постлиберальному будущему

Доминирующий нарратив среди левых интеллектуалов - особенно тех, кто находится под влиянием течений марксизма, но который просочился из академической среды в народное сознание - заключается в том, что консерватизм - это идеология элиты, которая объединяется с теми, кто стремится сохранить богатство, статус и власть высших классов против эгалитарных стремлений народа. Этот нарратив получил широкое распространение в широком интеллектуальном мире и был успешно выдвинут в качестве главного осуждения консерватизма в эпоху, приверженную эгалитаризму. Консерватизм, как утверждается, родился как реакция на усилия простых людей добиться некоторой степени политического влияния, экономической справедливости и социального достоинства против жестокого и бесчеловечного угнетения аристократических классов. По словам одного из летописцев этой инегалитарной идеологии - Кори Робина в его книге "Реакционный разум" – «консерватизм - это теоретический голос этой вражды против деятельности подчиненных классов. Он предоставляет наиболее последовательный и глубокий аргумент в пользу того, почему низшим классам не следует позволять проявлять свою независимую волю, почему им не следует позволять управлять собой или государством. Подчинение - их первейший долг, а самостоятельность - прерогатива элиты». По мнению Робина, консерватизм - это идеология по умолчанию для тех, кто стремится сохранить статус и привилегии элиты.

Марксистски настроенные мыслители, такие как Робин, считают, что ранний консерватизм был связан со старой аристократией. Указывая на связь зарождающегося консерватизма с аристократией, по мнению таких критиков, достаточно отвергнуть консервативную философию как неэгалитарную, не обращая при этом внимания на непоколебимую поддержку марксизмом революционной правящей элиты, которая якобы была необходима только до тех пор, пока не созреют политические условия. Исторически явная поддержка консерватизмом аристократического элемента в обществе является проклятием, в то время как неизбежное присутствие марксистского революционного авангарда отвергается как временная и случайная особенность эгалитарной философии.

Предпосылки этого обвинения откровенно ложны и вводят в заблуждение. Марксисты и консерваторы спорят не о том, какой из подходов является истинно эгалитарным (поскольку ни один из них не является таковым), а о том, к какой народной цели неизбежно приведет правление элиты. Марксизм оправдывает революционную элиту, которая уступит место бесклассовому обществу, хотя и только после трансформации и даже полного уничтожения почти всех существующих институтов - не только экономических, но и социальных, включая семью, школы, церкви и гражданский порядок. Зарождающаяся защита консерватизмом старого режима была - в своей наиболее проницательной и пророческой форме - не тупым, реакционным призывом к защите существующей элиты или призывом к угнетению народа, а признанием того, что самосознательная консервативная элита была необходима для защиты народа от дестабилизирующей угрозы новой капиталистической олигархии и класса социальных революционеров, которые появлялись в то же самое время. У истоков консерватизма стояла защита образа жизни простых людей от дестабилизирующих амбиций прогрессивизма в его экономическом и социальном обличье.

Исторически это означало защиту старой аристократии от двух наиболее опасных форм прогрессивного элитизма. Первой и наиболее очевидной угрозой для авторов, сформулировавших самые ранние современные аргументы консерватизма, были революционеры, стремившиеся опрокинуть весь существующий порядок - революционеры во Франции или те, кто был вдохновлен ими. Хотя архитекторы Французской революции в своих речах и памфлетах утверждали, что революция приведет к действительно эгалитарным политическим и социальным результатам (подобно Марксу и более поздним марксистам), ранние консерваторы признавали, что наиболее радикальным и дестабилизирующим элементом в революционном движении является небольшая группа элиты, которая, по сути, враждебна интересам и образу жизни простых людей. Такие мыслители, как Эдмунд Берк, понимали, что разрушение устоявшегося образа жизни во имя всеобщего переустройства тяжелее всего и сильнее всего ударит по тому самому рабочему классу, от имени которого, как утверждали революционеры, они действуют.

Второй группой прогрессивной элиты, которая представляла угрозу консервативному обществу и требовала сопротивления со стороны противостоящей консервативной элиты, был растущий предпринимательский класс, возникший не в результате потрясений Французской революции, а в результате спокойного и устоявшегося образа жизни в такой стране, как Англия. Именно эта последняя элита была, пожалуй, еще более опасной для традиционного общества, поскольку ее прогрессивизм был окутан мантией консервативных ценностей и возник в самом сердце стабильного общества, такого как Великобритания (или США).