Путешественнице никогда не доводилось так много фотографировать, документировать столь многих обладателей счастливого жребия, быть смущенной свидетельницей самых интимных мечтаний незнакомцев.
Прогулки по деревушке обретают странный рисунок. Путешественнице постоянно приходится либо пробегать мимо вприсядку, либо останавливаться, чтобы не помешать фотографирующимся американским парам или французским семействам.
Однажды вечером тень нашей Путешественницы падает на чью-то чужую мечту. Немецкий турист фотографирует свою спутницу в лучах заходящего солнца. Загорелая спутница позирует возле полуразвалившегося дома, на фоне двери с облупившейся васильково-голубой краской. На женщине – белоснежное платье на пуговицах спереди, длиной до колен. Мужчина просит спутницу расстегнуть пару пуговиц снизу, и еще парочку, чтобы было видно правое бедро, вот так, да. Солнце, небо, море, женщина.
И как раз в тот момент, когда мужчина нажимает на кнопку, наша Путешественница проходит мимо и становится причиной кратковременного солнечного затмения. Ее тень навсегда останется в чужой фантазии.
Путешественница устремляется прочь по переулкам. Она углубляется всё дальше и дальше в открыточные виды. И вот ее больше не видно.
Джеки словно океан: Уэйн Кёстенбаум
Однажды Джеки Кеннеди посетила Индию. Это было в 1962 году. Ассистентка Джеки, миссис Болдридж, осталась очень довольна работой индийского персонала. В знак благодарности она подарила прислуге фотографию первой леди США.
Вскоре после этого миссис Болдридж побывала в гостях в скромном жилище той самой прислуги. На стене висели три картинки, и возле каждой горела лампада, создавая атмосферу сакрального спокойствия. Святынями оказались индуистский бог, христианская Мадонна – и Джеки Кеннеди. Вот такая смесь религиозного и мирского, мифологии и массовой культуры, Востока и Запада. Неужели эти люди не умели отделять зерна от плевел?
Уэйн Кёстенбаум не говорит об этом прямо – для этого он слишком деликатен, – но суть как раз в обратном. Приведенная выше история отражает именно американский подход и тот образ Джеки, который закрепился в коллективном бессознательном. Джеки стала иконой для индийцев именно потому, что прежде стала иконой в США. Она сделалась массмедийным фетишем и воплощением всего, о чем мечтали в те времена.
Неизменная характеристика Джеки-иконы – «замороженная» элегантность, как бы говорящая нам: «Я подготовилась к вашим взглядам». Но на самом деле икона была немой. Джеки редко высказывалась публично. Она не давала интервью, а ее друзья умели держать рот на замке. Упрямое молчание Джеки открывало доселе невиданный простор для массмедийной иконографии.
Именно этот культурный феномен исследует Кёстенбаум в книге «Джеки под моей кожей: Интерпретируя икону» («Jackie Under My Skin: Interpreting an Icon», 1995). Здесь автор разрабатывает затейливую форму культурной антропологии. Кёстенбаум отталкивается от того, что знает лучше всего: от самого себя. В конце концов, идолопоклонство – всего лишь одна из форм нарциссизма. И если мы хотим приблизиться к пониманию наших современных идолов, то начать должны с изучения собственных потаенных фантазий.
Кёстенбаум – профессор английской литературы, живет в Нью-Йорке и, среди прочего, является автором получившей хвалебные отзывы книги об опере, эстетике и гомосексуализме[112]
. Он предпочитает держаться от академического мира на расстоянии вытянутой руки. Что вовсе не мешает ему в случае необходимости ссылаться на философскую концепцию Эдмунда Бёрка о возвышенном в искусстве. Например, в таком высказывании: «Джеки словно океан: она внушает страх»[113]. Или – почему бы нет? – обращаться к теории времени историка религии Мирчи Элиаде. Например, в следующем пассаже:Мир Джеки принадлежит иному времени: сакральному, где всё может происходить одновременно, где молодые молоды навечно, где можно покупать вопиюще дорогие платья и посылать счет за них в Olympic Airways[114]
.Если у Кёстенбаума и есть какой-то авторитет в мире интеллектуалов, то это Ролан Барт. В книге Кёстенбаума легко узнается узнается тот же тихий экстаз, тот же научный интерес к деталям, то же постоянное балансирование между претенциозностью и проницательностью, патетикой и гениальностью. Узнаваема и страсть к конкретике, будь то краснота помидора или идеально ровные ключицы.