— Кирилл, всё я тебе должен напоминать. Ты мне адресочек приятеля шепни, чтобы я всё проверил.
— Господин Филиппов, я вам адресок, а вы — приятеля в кутузку. Уж лучше я сам за нарушения отдуваться стану.
— Дело твоё. Здесь я неволить тебя не буду. Но вот теперь, братец, поговорим с тобой, как два мужа. Согласен?
Мордовцев пожал плечами.
— Тогда скажи мне, дорогой, что ты делал третьего дня в портерной на Фонтанке?
Костик насторожился, хотел было возразить, но не стал.
— Третьего? — начал тянуть время. — Третьего дня? Да разве ж всё упомнишь, господин начальник? — В голосе послышались нотки ёрничания, в которые вплеталась обеспокоенность. — Я не припомню, что утром делал, а вы — «третьего дня»!
— Кирилл, я думал, у тебя память лучше, но если хочешь, я приглашу людей из портерной, чтобы они тебя опознали. Надо их вызывать?
— Зачем? Вспомнил я. Действительно, я пиво пил в портерной на Фонтанке. Разве запрещено?
— Отчего же? Пей, где хочешь, только вот ты туда следующим днём опять заходил.
— Ну, отчего же не зайти, если деньги имеются, — Мордовцев тронул карман.
— Ты прав, у нас пить по заведениям никому не запрещено, только ты же туда ходил не за тем.
— А зачем? — в глазах Мордовцева промелькнул испуг.
— Ну, это ты мне расскажи.
— Пил я там, жажда меня мучила, вот и зашёл горло промочить.
— За столиком, что подле окна, так?
— Так, — не чуя подвоха, подтвердил Костик, — мне у окна сподручней, хоть реку видно.
— И проходящих?
— И проходящих.
— Скажи, а зачем ты за ней пошёл? — Филиппов положил на стол фотографическую карточку Агриппины.
Мордовцев поднялся с табурета и склонился над столом.
— В первый раз вижу, — но плечи Кирилла вмиг поникли, в горле пересохло, отчего голос стал слегка дребезжащим.
— Значит, правду не хочешь сказать?
— Не знаю я её, — Костик сел на табурет.
— Не знаешь так не знаешь, голубчик. А я-то думал, у нас серьёзный разговор, а ты опять «не знаю» да «не знаю». Отчего ты за ней по пятам от самого дома на Фонтанке до Фонарного переулка следовал?
— Я? Да не может того быть!
— Я бы тоже так подумал, если бы у меня свидетеля не было.
Глаза Костика забегали, лоб наморщился.
— Не… — не договорил.
— Кстати, у тебя ножичек изъяли, так я с уверенностью могу сказать, что наш любезный Брончинский определит, что убийство Агриппины было совершено твоим ножом…
— Как это определит?
— Да просто, — Филиппов положил руку на папку, — ширина, длина и форма лезвия расскажут за тебя, этим ли ножом убита женщина или нет. Это первое, а второе то, что свидетель видел, как ты ударил впереди идущую женщину в Фонарном переулке, сам же скрылся на Офицерской. Так что, голубчик, мне твоего признания не надо.
Костик сидел, опершись локтями о бёдра, и смотрел в пол.
— Быстро вы меня, — с ненавистью процедил Мордовцев.
— Говорить будем, или…
— Будем, — буркнул Костик, потом закричал почти в истерике: — Будем!
Филиппов на минуту умолк, давая время бандиту, чтобы тот пришёл в себя.
— Успокоился?
Мордовцев кивнул головой.
— Вернёмся к Агриппине. Тот факт, что ты причастен к её смерти, будем считать установленным? Хорошо. Кто тебя послал?
— Господин начальник, вы же…
— Не бойся, не сегодня, так завтра на этого человека мы выйдем…
— Но он же узнает, что это я… про него рассказал?
— Не узнает, Кирилл, не узнает, это я говорю, начальник сыскной полиции.
— Сидел я в заведении на Сенной площади…
— Когда это было?
— Дней пять-шесть тому.
— Продолжай.
— Сидел я тогда один, пил в одиночестве, размышлял, как поправить мне своё денежное состояние. Вот ко мне и подсел молодой такой…
— Ты его узнаешь?
— Конечно, не один раз виделись. Вот он присел, мы с ним полуштоф раздавили, да о жизни покалякали. Не знаю с чего, но я с ним разоткровенничался — то ли водка язык развязала, то ли зол я был на всех. Но вышли из заведения мы друзьями. Он меня отвёз на Васильевский, в квартиру первого этажа. Там мы переночевали, а поутру этот молодой спрашивает, хочу ли я денег подзаработать, я и согласился. Но когда он рассказал, что надо бабу одну того, я заартачился. А когда он денег накинул, согласился. Вот поэтому я и следил в окно портерной, когда она из дому выйдет, а если в сторону Офицерской пойдёт, то тут её и кончать, — Костик поскрёб ногтями правой руки ладонь левой. — Ну, дальше вы знаете.
— На какой адрес он тебя отвёз?
— Я ж в столице на жил, так что не знаю.
— Когда ты с ним встретился?
— В тот день, когда… ну в общем, когда я этой самой под сердце ткнул, в тот же день мы и встретились на Сенной. Там он мне три сотенных и отвалил.
— Что сразу не уехал?
— Куда? В Москву? Так нельзя, там меня ждут, а куда-то ещё — так там надо своих искать, опять же… А!.. — махнул рукой Костик.
— Что ещё добавишь? С тем молодым мужчиной ты кого-нибудь видел?
— Нет, он всегда один был.
— Почему ты сразу ему поверил? За дело взялся?
— Не знаю, — покачал головой Мордовцев, — не знаю. Ему как-то верить начинаешь…
— Ты же опытный мазурик, неужели белоротого птенца в нём не распознал?