Московский приятель Власкова не подвёл и поздно вечером прислал телеграмму, в которой говорилось, что Анфиса Комарова полтора года тому поступила в услужение к владельцу серебряных приисков Игнату Тимофеевичу Ермакову, пятидесяти семи лет. В качестве горничной находилась у него пять с половиной месяцев. У этого самого господина прямых наследников не имелось, жена умерла пятнадцать лет тому, так он и жил бобылём. Имел связи на стороне, но Бог так и не смилостивился, не послал ни сына, ни дочери. Зато у родной сестры был сын Степан, которого Игнат Тимофеевич недолюбливал, но внёс в духовное завещание, оставляя если не всё, то большую часть состояния, составлявшего сумму с шестью нулями. Слишком уж прилипчивым был племянник.
Ермаков отличался завидным здоровьем, но после того, как появилась у него новая горничная, владелец рудников начал жаловаться на боли в груди. Доктор посоветовал совершить поездку в Италию, там климат мог помочь восстановить здоровье, но из-за границы вернулась только горничная. Игнат Тимофеевич скоропостижно скончался и там же был похоронен.
Вскоре после этого горничная оказалась в столице.
Золотарёв, будучи человеком дотошным, за столь короткое время умудрился узнать, что Степан, племянник Ермакова, состоял во внебрачной связи с Анфисой Комаровой.
— Тогда я буду вас звать Анфисой… покуда.
— Хоть Клеопой, — правый уголок губ пополз вверх.
— Неужто и на это имя паспорт имеется?
Девица нахмурилась.
— Значит, нету? Стало быть, Анфисой и останетесь. Начнём мы с вами, голубушка, наш разговор с Игната Тимофеевича Ермакова.
— Да хоть с царя Гороха, — огрызнулась Анфиса, но в глазах появились искорки страха.
— Так далеко мы заглядывать не будем, — Филиппов медленно развязал тесёмки, открыл папку и взял из неё лист бумаги. Девица не могла видеть, что там написано, и этим обстоятельством воспользовался Владимир Гаврилович. — Из Москвы к нам прибыли показания, снятые с Семёна Петрухина, Ивана Симоненко, Кондратия Иванова, ну и ещё нескольких персон — о том, что вы, Анфиса Комарова, будучи горничной у Ермакова, имели в любовниках его племянника Степана.
— Это запрещено законом? — девица сощурила глаза и узкими щёлочками жгла Филиппова.
— Нет, не запрещено, но вот какая штука, голубушка: в Италии по настоянию российских властей произведена эксгумация тела господина Ермакова. Вы, наверное, наслышаны, что это такое?
— Романы криминальные читала-с, — голос звучал, словно шипение змеи.
— Тем более, вы у нас грамотная и понимаете, что там обнаружили?
— Ничего вы там обнаружить не могли, — и тут же прикусила язык.
— Что ж вы всё так нервически воспринимаете?
— Болен был Игнат Тимофеевич, болен, вот и умер от болезней.
— Голубушка, а я читал показания доктора Генца, пользовавшего Ермакова до того дня, пока на горизонте не появилась некая Анфиса Комарова, посоветовавшая хозяину сменить врача. Я правильно излагаю? Или есть неточности? Так вот, всё бы ничего, если бы вашему любовнику не отходила по завещанию большая часть наследства господина Ермакова.
— Я… — девица хотела крикнуть, но не хватило дыхания, и она лишь беззвучно открывала рот, словно рыба, выброшенная на сушу.
— Голубушка, это всё дела давно минувших дней, но мы о них забывать не станем. А теперь давайте, как говорится, ближе к нашим временам. Не желаете ли вы побеседовать о вашем последнем хозяине, господине Преображенском? Или сразу же перейдём к его племяннику, Владимиру Петровичу Симонову?
— Не знаю, — неожиданно крикнула девица.
— Что ж вы так резво, голубушка, я же ещё не начал разговор о вышеупомянутом господине, а вы?.. — и Филиппов изобразил трагическую физиономию.
— Враньё всё, — зашипела лже-Анфиса, словно змея, на которую наступили.
— Я же ничего не успел сказать, а вы, дорогая, уже всё отрицаете. Вот Антип, добрая всё-таки душа, хотя водкой балуется, но глаз у него острый. Он вот и поведал о большой любви, случившейся за спиною дяди…
— Николай Константинович хотел нас обвенчать, — вдруг с пафосом громко сказала девица.
— Ах, даже так? Но я-то про Алексея Вершинина и дядю вашего Василия Егоровича, а здесь вона как…
Женщина покраснела и прикусила губу.
— Да, голубушка, запутались вы во всех своих внебрачных связях, но давайте мы вместе поставим всё по местам. Я понимаю, что Владимир-то Петрович вам нужен был как наследник, а чтобы он получил всё движимое и недвижимое имущество господина Преображенского, что нужно было сделать? Правильно, вижу по вашим красивым глазам, что вы понимаете. Вот именно. А как же Степан? А он, оказывается, тоже наследник, но почему-то любовь с ним завершилась сразу после смерти дяди. Вы, голубушка, хотите сильной казаться, а вот ваши любовнички оказались сущими тряпками, — блефовал Владимир Гаврилович. — Вам почитать, что они с испугу наплели? Вот сейчас, — начальник сыскной полиции начал перебирать бумаги.
— Не надо, — устало произнесла девица и закрыла глаза. Через некоторое время она снова заговорила: