— Вот что, Антип, ты мне расскажи, как на духу, всё, что знаешь. — Владимир Гаврилович видел, как забегали глаза камердинера, когда последний входил в кабинет начальника сыскной полиции.
— Да я, ваше превосходительство, я же ни сном, ни духом, я же…
— Антип, будешь мне здесь комедию устраивать, пойдёшь этапом, как соучастник убийства Николая Константиновича. Может быть, думаешь, я с тобой здесь шутить буду?
— Ваше превосходительство, — Антип сполз со стула на колени, — не виновен я ни в чём. Не виновен, это бабы всё, из-за них всё прахом пошло. Ваше превосходительство, не погубите, ва…
— Встань, — гаркнул Владимир Гаврилович.
Шатаясь, камердинер поднялся на подкашивающихся ногах и, если бы Филиппов не подвинул стул, Антип снова бы упал.
— Теперь всё по порядку.
— Я ж, ваше… — проглотил «превосходительство», — Анфиска, как у нас появилась, так сразу с Николаем Константиновичем спуталась. Я за ней сперва наблюдал, — увидев удивлённый взгляд Владимира Гавриловича, пояснил, запинаясь на каждом слове: — У нас была одна девица, так я поздно заметил, что воровала у хозяина золотые вещи — тот подарки получал без счёта, — вот тогда я чуть было без места не остался. После того случая начал за всеми горничными приглядывать, а Анфиска эта не только с Николаем Константинычем амуры крутила, но и к хахалю бегала…
— Ты его видел?
— Как вас, — кивнул головой Антип.
— Опознать сможешь?
— А как же.
— Что дальше было?
— Да что было? Ну, бегает девка к своему, так дело молодое. А вот после… смерти хозяина Агриппина наша взбесилась: пойду, говорит, в сыскную и донесу на полюбовницу Николая Константиныча, она, говорит, убийц пустила в квартиру. Тут я смекнул. Не в себе наша кухарка, так и на меня заявит, что, мол, я хозяина отравил. Вот я Анфиске о подозрениях Агриппины и шепнул.
— И когда это было?
— Ну, тем самым утром, когда…
— Значит, тем самым, — тяжело вздохнул Филиппов.
— Неужели… — Антип зажал рот рукой.
5
Третий сообщник, предположительно Алексей Вершинин, живущий в доме Ферапонтова, не явился ни в восемь, ни в девять, ни даже в десять часов вечера.
Филиппов размышлял две минуты и распорядился начать задержание. Вошли без шума и застали вполне мирную картину. Обитатели в это время сидели за столом в кухне во втором этаже и пили чай. Раскрасневшаяся лже-Анфиса ненавистным взором смерила полицейских, словно не они пришли за нею, а это она позволила им войти в дом.
— Здравствуйте, — поприветствовал Ферапонтова и его жиличку Власков, ощущая, как занылзатылок.
— Кто вы такие? — вскочил со стула Василий Егорович, опустив руку в карман.
— Не советую, господин Ферапонтов, — Николай Семёнович щёлкнул языком. — А кто мы такие, это вам племянница Мария пояснит. Или я имя перепутал — может быть, Анфиса или Катаржина?
Девица молчала, переводя взгляд с одного полицейского на другого, словно хотела их запомнить.
Обыск продолжался до трёх часов пополуночи. Наблюдавшие за домом агенты никого подозрительного не заметили. Несколько раз проезжали мимо разные пролётки и сани, но так и не удалось увидеть, кто в них сидел. Не останавливать же их.
Три полицейских надзирателя были оставлены в доме в качестве засады, но впустую — Алексей Вершинин так и не явился.
Филиппов расхаживал по камере допросов, заложив руки за спину. Он жалел, что отказался ехать на задержание, и теперь всякие неприятные мысли роились в голове. Старался их отогнать, но не получалось. Они возвращались и сверлили с противным, на высоких оборотах, жужжанием, словно находишься в какой-то фабричной мастерской. Владимир Гаврилович распорядился первой доставить лже-Анфису.
— Здравствуй, голуба моя, — начальник сыскной полиции радушно улыбнулся в усы и показал галантным жестом на стул, — садитесь, милочка. Садитесь, не стесняйтесь.
Девица не совсем понимала, как себя вести: нагло ли? Дружески? Показывая, что да, виновата, захотелось чуть-чуть пожить барской жизнью. Для этой цели и копила деньги, но вышло иначе.
— Сразу же определимся с вашим именем, не то, честно говоря, запутался я. Для Анфисы вы, голубушка, пожалуй, слишком… не того возраста. Для польской пани в вас лоска нету… — Девица вспыхнула, хотела что-то сказать, но вспомнила полученное когда-то наставление: «Если всё-таки тебя доставят в полицию, тем более сыскную, никогда не показывай страха, тревоги и интереса. Пусть они сами тебе расскажут, что знают. Тогда и поступай согласно их словам». Щёки её вмиг побледнели. — Может быть, остановимся на имени Мария? — предложил Филиппов.
Не хотела ничего говорить, но непроизвольно вырвалось, о чём она тут же пожалела:
— Как хотите, так и зовите, всё равно…
— Хорошо, — пропустил Филиппов вырвавшиеся слова девицы мимо ушей, словно не заметил её нервического состояния. Это хорошо говорить, а на деле… Сердце прыгало в груди, словно оглашённое, и не чувствовала, как на лбу и висках выступили капельки холодного пота. — Остановимся на Марии, тем более что оно твоё родительское.
Девица скользнула взглядом по Филиппову и опустила глаза.