– Надеюсь, это будет не Мабит? – выкрикнул Рене со своего места в задней части зала. – Он еще должен вернуть мне деньги за неоплаченный счет!
Из аудитории послышались смешки, которые тут же затихли.
– Нет, месье, – улыбнулась Валери. – Леди и джентльмены, прошу поприветствовать уважаемого судью первого в Сен-Совере фестиваля по десертам сенатора Леопольда Ройера!
Карин ахнула, а Себастьен грузно рухнул в ближайшее кресло, ошарашенно приоткрыв рот. Элизабет тоже казалась подавленной. Остальные же присутствующие просто начали обмениваться взглядами. Некоторые только теперь осознали, что мероприятие явно выходит за рамки простого кулинарного соревнования маленького городка.
– Погодите-ка! – снова воскликнул Рене. – Я, конечно, испытываю огромное уважение к столь именитым представителям власти, но сенатор же приходится тестем Себастьену Гроссмалларду. Разве это честно?
Ричард предпочел смотреть на сцену, чтобы не встречаться взглядами с Рене, признавая про себя, что тот говорит дело в плане соблюдения норм справедливости, но не желая вмешиваться, будучи и сам пристрастным судьей ситуации, учитывая количество посещений кафе Дюпона.
– Нечестно ведь, так? – не сдавался Рене, породив волну согласных шепотков в зале.
– Вам абсолютно нечего бояться, – драматически объявил Гроссмаллард, поднимаясь на ноги. – Этот человек ненавидит меня до глубины души. Правильно, папа? – В последнее слово он вложил столько сарказма, сколько смог.
Во время обсуждения сенатор медленно приблизился к краю сцены и теперь стоял рядом с Валери. Они создавали впечатление королевской четы: пожилого монарха в сопровождении более молодой супруги. Безупречный голубой костюм Ройера идеально сочетался с таким же безупречным голубым галстуком и прекрасно подходил голубоватому оттенку тонких, зачесанных назад волос того фиолетово-серого цвета, который приобретает седина стариков. Высокий, с аристократическими манерами, тесть Гроссмалларда немного сутулился, отчего шея выдавалась вперед чуть дальше, чем казалось комфортным. Он напоминал болотную птицу, пикирующую к воде. Сенатор вскинул руки в универсальном жесте политиков, успокаивающих толпу, хотя в зале царила почти идеальная тишина, и произнес:
– Для меня честь получить приглашение стать судьей этого мероприятия. Чтобы положить конец вашим сомнениям, месье, могу гарантировать свою полную беспристрастность. Полагаю, моя репутация говорит сама за себя. – Никто не поверил ни единому слову. Если же это была попытка проявить скромность, то ее свел на нет хищный взгляд запавших глаз политика. – Так или иначе, все блюда представлены анонимно.
Снова повисла напряженная тишина. Зрители замерли, ожидая, как будут разворачиваться события. Мабит нарушил молчание аплодисментами, провожая осторожное отступление Ройера со сцены.
Валери подошла к Ричарду и встала рядом. Она выглядела собранной и спокойной, прошептав:
– Все по плану.
– Я в любом случае его не знаю, – отозвался он язвительно.
– О, Ричард, – улыбнулась напарница. – Передай, пожалуйста, сотрудникам начинать разносить вино.
Он послушно выполнил просьбу и убедился, что каждый получил свой бокал до того, как началось соревнование. Затем все выжидательно столпились возле первого подноса. Молодая официантка ловко подняла крышку, демонстрируя шикарную скульптурную копию местной гостиницы Moulin de Follet, выполненную из ярких, радующих глаз пирожных макаруны. Десерт выглядел как трехмерная акварельная картина.
– Кажется, соревнование закончится, едва начавшись, – прокомментировал сенатор. – Скромные макаруны – моя слабость.
«Интересно, в чем выражается скромность пирожных? – принялся размышлять Ричард. – Нет в них ничего скромного».
Ройер сейчас слегка напоминал Марию-Антуанетту. Не хотелось бы думать, что планы Валери погубило его пристрастие к печенью с начинкой в стиле меренги.
– На вкус потрясающе, – продолжил судья фестиваля. – И на вид тоже.
Все присутствующие обернулись к Жанин, чьи макаруны славились по всему городу, и та залилась румянцем от счастья, что ее работу оценили.
Под второй крышкой обнаружилось менее впечатляющее блюдо, хотя пока еще было рано судить. В белой керамической миске содержалось нечто похожее на суфле. К сожалению, оно опало и теперь скорее походило на замшевую тряпку мойщика окон: покрытое складками, грязно-коричневое, потерявшее объем. Почти как сам Мабит, который болезненным возгласом выдал себя как творца десерта.
– А я говорила ему приготовить тарт татен, – прокомментировала его жена, обретя горячего сторонника в лице мадам Таблье.
– Номер три? – Сенатору явно не терпелось перейти к следующему блюду.
Его создателем, без сомнения, был Мартин Томпсон. Во всяком случае, Ричарду даже не пришлось размышлять над личностью того, кто приготовил «Пятнистого Дика» в форме рождественского полена. Потому что вышеупомянутое полено явно сделал пекарь-извращенец из квартала красных фонарей Пигаль. Ройер, будучи опытным политиком, прекрасно понимал нежелательность появления на фотографии с подобной штукой, поэтому благоразумно двинулся дальше.