Смерть и Возрождение (СИ)

— Дальше было только хуже, — старший Шарп повернулся и посмотрел на свою невестку. Даже не слишком похожий на человека, он выглядел тяжело больным и смертельно уставшим. — Вам не стоит слышать всю историю. Когда родилась Люсиль, я уже просто не мог находиться рядом с моей женой. И не мог её оставить. А она, мне кажется, совсем не обрадовалась дочери. И когда через два года родился Томас, она велела слугам держать детей в комнатах в мансарде. Честно сказать, тепло к тому моменту было уже только там. Я видел, что ситтин разрушается, но меня это не трогало. Я словно всё время был пьян. Не заметил, что гости к нам больше не приезжают, а из слуг остались только конюх и броллаханы, даже сторожевые баргесты ушли. Однажды осенью, Томасу исполнилось четыре года, ко мне приехал вестник Охоты, был мой черёд собирать Охоту. Он вытащил меня из ситтина, и я почти увидел, что с нами стало. Но я не мог мыслить трезво, не мог контролировать мою ярость. Я уехал. Испугался, что могу убить детей.

— А теперь? Вы принесли жертву, значит, проклятие с вас снято? И что это было за проклятие?

— Это был приворот на крови, с жертвой крови одной из старых богинь. Сейчас проклятие снято с меня, на вас его след ещё остался. Когда вам станет лучше, Эшу, это маг, вы видели его — мужчина в чёрной одежде с чёрными волосами, снимет остальное. Но я хочу сказать вам главное — то, каков мой дом, то, каковы мои дети — ваш муж и его сестра — это безумие, жестокость, их связь — это не они. Это исказивший их приворот. И я прошу вас, прежде чем вы решите, хотите вы остаться с Томасом или оставить его, подождите, пока проклятие будет снято, и вы все вернётесь к жизни.

— Почему для вас это так важно? — спросила Эдит.

— Я вижу, что у моего сына с вами есть будущее.

— Потому что он любит меня? Разве это так важно? У них с Люсиль был ребенок, я видела его призрак. Я не могу этого понять.

— Потому что ваша любовь взаимна. И она реальна, это не призрак, не проклятие. Это то настоящее, что помогло вам выжить. Люсиль… — Эдвард помолчал. — Вы понимаете, что любовь может быть разной? Дочери к отцу, сестры к брату, жены к мужу, матери к детям? Это всё — любовь. Люсиль под влиянием своей матери и этого проклятия выросла с уверенностью, что существует только любовь женщины к мужчине, не важно, брат и сестра это, муж и жена или отец и дочь. Я уехал, мать их ненавидела. У Люсиль просто не было больше никого.

Эдит вздохнула. Она чувствовала, что ей еще только предстоит обдумать эту историю, и все же она сочувствовала Томасу и Люсиль. Особенно Томасу.

— Я понимаю, — наконец сказала она. — Вы, наверное, хотите отдохнуть? Вы выглядите усталым.

— Я хотел бы уснуть и не просыпаться месяц, — улыбнулся Эдвард. — Боюсь, мой рассказ вас утомил. Вы голодны?

— Да. Я попрошу здешних духов накрыть на стол. Вы ведь тоже их видите?

— Да, к вам приставлены двое, вон они стоят, — кивнул старший Шарп. — Составить вам компанию или вы хотите побыть в одиночестве? В этом доме вы действительно в безопасности.

— Да, я чувствую это. Ведь это тоже ситтин? Такой он должен быть правильный? Значит, Туу-Тикки и ее муж — тоже сидхе?

— Такой он может быть правильным. Ситтины — разные, как и сидхе. Хозяева этого дома — сидхе-полукровки. Но создавали ситтин не они. Это закрытый от людей ситтин, Аллердэйл открыт для людей.

— У меня так много вопросов к вам, — улыбнулась Эдит. Она откинула плед и встала, опираясь на трость. — Но вы правда очень устали. Я задам их позже.

На кухню Эдит вошла, опираясь на трость правой рукой и на свекра — левой. Стол был накрыт, ароматный пар поднимался над тарелками с супом, пахло печеным мясом и пирогом с яблоками.

Когда Эдит и Эдвард уселись за стол, в кухню, которую Эдит оглядывала с неимоверным удивлением, вошел Грен.

— Эдвард, — сказал он. — У меня вопрос про вашего коня. В ситтине нет конюшни, но есть возможность поставить его на конюшню неподалеку. Вы задержитесь у нас, сейчас осень, в неприспособленном помещении коню будет плохо. Вы не будете возражать, если я перевезу его?

— Боги, — Шарп положил ложку на стол и сделал жест, который в современной Америке называли «фэйспалм». — Я забыл про Эмриса. Просто отпустите его в большой ситтин, он уйдёт скрытыми путями. В случае нужды я позову его.

— У вас хватало забот, — улыбнулся Грен. — С ним все в порядке. Я провожу его в большой ситтин.

— Скажите, — обратилась к нему Эдит, — а миссис Туу-Тикки еще занята? Я бы хотела с ней поговорить.

— Она скоро освободится. И — если миссис, то Шук, если Туу-Тикки — то просто Туу-Тикки. О, я же вам не представился. Грен Эккенер.

— Так вы с Туу-Тикки не женаты?

— Она просто не стала менять фамилию в браке, — пожал плечами Грен. — Дети у нас приемные. Тоже с примесью крови ши, как мне говорили. Приятного вам аппетита. Не буду мешать.

========== 25 ==========