Эдит перекатилась по постели, взяла с тумбочки стакан слабо светящейся воды, пахнущей молодыми листьями, выпила. В воде какое-то зелье, что-то возвращающее к жизни. Что-то, что залечивает раны и выводит яды. Значит, Эдит выздоровеет? Прекратится кровохарканье, перестанут болеть нога и бок…
Эдит вздохнула. Пожелала Багровому пику провалиться. И вернулась к чтению.
Кружка с медленно остывающим чаем грела ладонь. С толстыми глиняными стенками и солярным выдавленным узором, глазурована она была только внутри, снаружи — просто рыжая глина. Не такая алая, как в Багровом пике, просто рыжая. Эдвард бездумно смотрел в огонь, иногда подносил кружку к губам и делал глоток. Собственные руки, совершенно лишённые волос, выглядели непривычно. Смотреть на себя в зеркало старший Шарп пока не рискнул. Он всегда гордился своей шевелюрой и, хотя не жалел о жертве, видеть результат пока не стремился.
Без живой сети проклятия под кожей собственное тело казалось непривычно тяжёлым. Эдвард не сразу понял, что у него наконец-то расслабились мышцы — спина, плечи, бёдра. Тело чувствовало чужое и отторгало его, но разум сидхе оказался слишком затуманен, чтобы опознать беду. Было ли это уроком или наказанием? Шарп вздохнул. Он согласен был на любой вариант для себя, но его сын и дочь… Его плоть и кровь оказались беззащитны. И он не смог защитить их. Не потому ли он столько лет не показывался в ситтине своего отца?
Эдвард услышал быстрый топоток по лестнице и поднял голову — мальчик не старше десяти лет, тёмно-рыжий, в странной местной одежде, скатился по лестнице. В руках он держал заложенную книгу. Подбежал к сидящей на диване Туу-Тикки и что-то ей протараторил, Шарп не понял языка, только отдельные слова «это», «сколько», «потом».
— Стоп-стоп-стоп, — попросил сына Грен. — Все то же самое и помедленнее.
— Стих задали, — ответил Оуэн, приплясывая на месте. — Ты меня проверишь? Я все выучил!
— Хорошо, — кивнул Грен. — Идем в мой кабинет. А почему Лерой тебя не проверил?
— У него математика. Он тоже сейчас придет.
И действительно: по лестнице спускался Лерой с книгой, тетрадью и ручкой. В черно-белой кигуруми-скелете.
— Хэллоуин только в пятницу, — напомнил ему Грен.
— Я знаю, — ответил Лерой. — Мам, я запутался. У нас сейчас дроби. Ну, ты знаешь. Помоги понять, как привести две дроби к общему знаменателю.
Туу-Тикки отложила вязание и улыбнулась.
— Пойдем ко мне. Не будем мешать гостю.
Лерой посмотрел на Эдварда.
— Ой, — сказал он. — А…
— Потом, — покачала головой Туу-Тикки. — Грен, Оуэн, вы тоже идите.
— А почему стихи всегда проверяет папа, а математику мама? — заныл Оуэн. — Хочу наоборот.
— Потому что папа в дробях ни в зуб ногой, — ответил Лерой, взял Туу-Тикки за руку и потянул к кабинету.
Эшу, на коленях которого устроил голову Дани, проводил их взглядом. Был факт, который веселит его и одновременно заставлял ревновать: барса Тай Лунга эти дети любили больше, хотя, по мнению Эшу, как котик он был красивее.
— Минуту, — откликнул Эдвард. — Туу-Тикки, Эдит или Томас — кто из них сейчас бодрствует?
— Эдит, — ответила Туу-Тикки. — Дани, пожалуйста, иди, помоги ей спуститься.
Дани послушно поднялся и пошел наверх — где встретил вышедшую из комнаты Эдит, которая придерживала халат на груди и опиралась на трость.
— Больно? — спросил Дани. — Я помогу.
Он подхватил не успевшую и слова вымолвить Эдит на руки и быстро снес вниз. Усадил в кресло, улыбнулся, посмотрел на Эшу. Наклонился над ним, поцеловал и шепнул:
— Пойдем отсюда.
— Ну если ты так говоришь… — протянул Эшу и встал. — Пойдем.
— Всем до послезавтра, — бодро попрощался Дани и потянул Эшу к зеркалу.
Они обнялись и ушли — только стекло колыхнулось.
Эдит была потрясена. Чужой мужчина, который нес ее на руках, который поцеловал другого мужчину, переход сквозь зеркало… Это магия такая? Или это такая современная дверь?
Туу-Тикки и Грен увели сыновей. В гостиной остались только Эдит и Эдвард.
Старший Шарп покачал головой и поднялся, подошёл к креслу, в котором замерла жена его сына.
— Эдит, вы помните меня? Я Эдвард Шарп, отец Томаса.
— Добрый день, — растерянно сказала Эдит, поспешно набрасывая на колени сложенный плед, лежавший на подлокотнике кресла. — Да, но… что с вашими волосами? Они же были.
Сесс запрыгнул к ней на колени, потоптался, лег и замурлыкал. Эдит погладила кота, посмотрела на него.
— Отдал в жертву огню, чтобы снять проклятие. Как вы себя чувствуете, Эдит? Можете поговорить со мной? Принести вам воды или вина?
— Воды, пожалуйста, — Эдит не хотела пить, ей хотелось выиграть немного времени, чтобы подумать.
Вот этот странный человек — отец Томаса. И он на самом деле жив. И правда, Томас же не говорил, что он умер. Его просто не было.
Когда Эдвард принес ей стакан, Эдит поблагодарила и сказала:
— Болит бок. Болит нога. Но тут хорошие лекарства. Это вы привели меня сюда? Почему именно сюда? В этот год, в этот город?