Смерть и Возрождение (СИ)

Люсиль ныла всю обратную дорогу. Она была недовольна тем, что папа увел ее от лошадок; ей хотелось есть и пить; наконец, она просто замерзла и устала. Как всякий ребенок, она совершенно не умела ждать и терпеть. А может, и не хотела. Матери больше не было, никто больше не стал бы ее бить за дурное настроение, за беспричинный смех и слезы, за слишком громкий голос и слишком размашистые движения, за желание играть на рояле. Интересно, в этом деревянном доме есть рояль? Или хотя бы пианино?

На лужайке перед домом заплясали баргесты. Они лизали Люсиль руки, мотали хвостами и повизгивали.

— Собачки! — обрадовалась Люсиль. — Папа, это же наши собачки!

— Да, это они, — сказал Эдвард. — Гвинт и Мелльт. Поздоровайся с ними и пойдем в дом.

— Ну ладно, — вздохнула Люсиль. — Папа, а сладкое будет?

— Спросим миссис Шук, — пообещал Эдвард.

— Какое смешное имя, — хихикнула Люсиль. — Мистер Шук и миссис Шук.

— Мистер Эккенер и миссис Шук. Миссис Шук не стала менять фамилию.

— А мне кажется, что фамилия Эккенер гораздо лучше! Я ей скажу.

— А фамилия Шарп лучше или хуже фамилии Шук?

— Я не знаю, — растерянно призналась Люсиль. — Она не такая смешная.

— Тогда сначала подумай, а потом смейся, — он распахнул перед дочерью дверь в дом.

В гостиной пахло жарящимся мясом и ягодным пирогом. Кай стоял перед большим зеркалом, скреб его лапой и ныл.

— Сейчас, — отозвался с кухни Грен. — Подожди еще минуту.

Он вытер руки и подошел к псу. Тот требовательно посмотрел на него.

— В Ллимаэс?

Кай ненадолго задумался и снова заныл.

— Клеа?

Кай утвердительно гавкнул. Грен приложил ладонь к зеркалу, дождался, пока откроется проход в гостевой дом и сделал приглашающий жест. Кай, обычно преодолевавший эту дверь одним прыжком, аккуратно переставляя лапы, прошел сквозь зеркало, ткнулся носом в ладонь встретившего его Сета и облегченно вздохнул. Грен закрыл зеркало.

Эдвард довел дочь до ее комнаты и велел принять ванну и сменить одежду перед ужином, а сам ушел к себе переодеваться. Когда он пришел в мужскую ванную, там было прохладно и сухо. Похоже, Томас здесь не показывался. Закончив в ванной, Эдвард подошел к двери в комнату Эдит и постучал.

— Войдите, — отозвалась Эдит. Она уже успела одеться и даже расчесала волосы. Как делать прическу из таких коротких, она не представляла, а позвать духа-куафера не догадалась. — Сэр Эдвард.

— Я ищу Томаса, — старший Шарп остановился на пороге.

— Он проводил меня и ушел к себе, — сказала Эдит.

— Вот как, — Эдвард цепко осмотрел невестку. — Вы изменились, Эдит. Человека в вас стало гораздо меньше.

— Да, — кивнула она, — глаза… Я ждала, что у меня тоже возьмут все волосы.

— Похоже, не было нужды. Вы чисты изначально. — Эдвард помолчал секунду. — Встретимся за ужином.

Эдвард постучался в комнату сына.

— Кто там? — мрачно спросил Томас.

— Томас?

— Отец?

— Я могу войти?

Томас молчал почти минуту. В конце концов, еще два дня назад его отец выглядел точно так же, как он выглядит сейчас.

— Входите, — еще более мрачно отозвался Томас.

Эдвард вошел и прикрыл за собой дверь. Оглядел сына.

— У тебя что-то болит?

— Да.

— Что?

— Я… не скажу.

Эдвард очень удивился. Потом сообразил.

— С тебя взяли дополнительную жертву?

— Так это была жертва?! — заорал Томас.

— Да, — ответил Эдвард.

— Речь шла только о волосах! — возмутился Томас.

— А кроме этой боли, что еще ты чувствуешь?

Томас открыл было рот, но закрыл его, клацнув зубами, и промолчал.

— Ну так что?

— Пустоту. Словно меня нет. И только боль привязывает меня к реальности.

Эдвард подошел и сел на кровать рядом с сыном.

— Ты родился с этим ужасом в крови. Это была большая часть тебя. Теперь ее просто удалили. Хирургически. Как будто ты всегда носил на себе… — Эдвард замолчал в затруднении. — Вериги. Теперь их нет. Потом ты пройдешь ритуальную смерть. И изменишься. Вернешься к жизни.

Томас посмотрел на него. Цвет его глаз тоже начал меняться — серо-голубые прежде, они становились более яркими, с четкими зелеными лучиками от радужки к зрачку.

— Слова. Это просто слова.

— Как и магия. Как и проклятие. Или баргесты.

— Баргесты реальны! — запротестовал Томас.

— И то, о чем я говорю — тоже.

Томас насупился и фыркнул, как упрямый шестилетка.

— То есть вы хотите сказать, что все хорошо?

— Нет, — мягко ответил Эдвард. — Но все уже гораздо лучше, чем было. И станет еще лучше.

Томас недовольно дернул головой.

— Иди в душ, — так же мягко сказал Эдвард. — Скоро будет ужин.

— Я не пойду на ужин. Я не могу показаться в таком виде дамам!

Эдвард потерял дар речи и смотрел на сына секунд тридцать.

— Не могу! — сказал Томас.

— Хорошо, — Эдвард поднял руки, сдаваясь. — Ужин тебе принесут в комнату. Мне передать что-нибудь Эдит?

— Что я не могу предстать перед ней в таком виде.

Эдвард кивнул с серьезным видом.

— Как скажешь.

С этим он вышел из комнаты. И едва не сполз по стене от задавленного хохота. Он помнил по своей юности французских щеголей при английском дворе. Но его сын!.. Это было непостижимо.

Прошло несколько минут, прежде чем Эдвард взял себя в руки и пошел обратно к невестке. Опять постучался. Подождал ответа. Не дождавшись его, пошел вниз.