Смерть императору!

Он подождал, пока большинство воинов укроются плащами и свернутся калачиком, прижавшись спинами к угасающему пламени костров. Несколько человек еще некоторое время продолжали разговаривать, прежде чем Аттал приказал им замолчать. Первыми заснули ветераны — привычка, усвоенная ими во время многих кампаний. Не спал только Макрон. Ожидая своего часа, он размышлял о последствиях освобождения Боудикки и ее дочерей. Изнасилование было достаточно обычным явлением и неизменной чертой широкого процесса любого вторжения и войн, в целом, но Макрон, всю жизнь не терпевший издевательств, считал это презренной практикой. В данном случае это было еще более возмутительно, поскольку Боудикка и ее дочери должны были быть союзниками Рима и иметь право на защиту.

Если их отвезти в Лондиниум, то неизвестно, как с ними поступят, когда Макрон и его ветераны покинут колонну в Камулодунуме. Возможно, над ними снова будут издеваться, подпитывая их ненависть к Риму. В таком случае у Боудикки не было бы никаких шансов оказать сдерживающее влияние, если бы ее не вернули своему народу. Макрон рассудил, что единственная надежда ограничить уже нанесенный ущерб — это освободить ее сейчас. На том основании, что его действия продемонстрируют, что не все римляне одинаковы, и что Дециан и его люди — скорее исключение, чем правило. В глубине души он хотел, чтобы это было правдой, хотя опыт часто доказывал обратное. Главное, чтобы у Боудикки были какие-то весомые аргументы, которые убедили бы ее попытаться сохранить мир между ее народом и Римом. Не исключено, признавал он, что она может вернуться к своему племени и поднять его на открытый мятеж. Невозможно было предугадать последствия того, что она намеревалась сделать. Это был наименее худший вариант действий и не более того. Он попытался представить, что бы сделал Катон на его месте, но не нашел ни вдохновения, ни другого ответа.

******

Когда Вульпиний поднялся с земли, чтобы сменить часовых, Макрон подошел к нему.

— Все в порядке. Я разберусь с этим сам. В любом случае, мне нужно отлить.

Вульпиний благодарно кивнул и лег обратно, пока Макрон пересекал лагерь по направлению к веренице повозок. Люди, охранявшие заложников и сундук с сокровищами, выпрямились, увидев тусклый блеск фалер на портупейных ремнях центуриона.

— Есть что сообщить? — спросил Макрон.

— Нет, господин. Тихие, как ягнята. Правда было немного слез. Возможно, плохие сны.

— Хорошо. Можете идти отдыхать. Ваши сменщики прибудут прямо сейчас. Идите.

Мужчины кивнули и направились в сторону свечения углей костров. Макрон на мгновение застыл в тишине, оглядываясь по сторонам. В палатке Дециана не было света; остальные спали или беспокойно ворочались. Оставались только часовые. Двое патрулировали внутреннюю линию обороны и четыре пикета за ней. Ближайшие часовые прошли мимо. Макрон натянул плащ на свои фалеры, чтобы скрыть звание, и коротко поздоровался с ними, прежде чем они двинулись дальше. Как только он убедился, что они достаточно далеко, он достал нож, который взял в палатке Дециана, и подкрался к повозке и взобрался в нее. Он различил, что ближе всех к нему Боудикка, прикрывающая своих дочерей, и, протянув руку, легонько потряс ее за плечо.

Она тут же села, связанные руки сжались в кулаки и поднялись для удара.

— Спокойно! — прошипел он. — Это я. Дай мне свои руки.

Она колебалась мгновение, прежде чем протянуть руки. Макрон нащупал веревку и положил на нее лезвие. — Не шевелись.

Он начал пилить, стараясь не задеть и не порезать ее. Работа шла медленно, и двое дозорных уже приближались, когда веревка разошлась. Он нащупал ее руку и вложил в нее рукоятку ножа. Освободи своих девочек, но заставь их сохранять молчание.

Он соскользнул вниз и встал у телеги, пока мимо проходили дозорные. Как только они ушли, он вернулся к задней части повозки.

— Боудикка?

Темная фигура метнулась вперед, и он почувствовал руку на своем горле, а затем укол лезвия ножа под подбородком.

— Я бы убила тебя. Если бы не… — Она сделала паузу, коротко взглянула на свою старшую дочь и затем повторила: — Я должна убить тебя.

Макрон не шевелился, пока отвечал. — Тогда ты не сможешь сбежать. Ты этого хочешь? Опусти клинок и слушай меня.

Он чувствовал, как дрожат ее руки и кончик лезвия. Затем она разжала хватку и опустила нож, и он глубоко вздохнул с облегчением.

— Оставь нож в повозке.

— Почему я должна это сделать? — спросила она подозрительно. — Я бы предпочла иметь при себе оружие.

— Нож должен быть найден, когда они обнаружат, что вас нет. Я скажу, что он должно быть из дорожных вещей Дециана. Нет времени объяснять дальше. Следуйте за мной и не издавайте ни звука.

Он помог им спуститься с телеги, услышав, как Боудикка застонала от боли. Когда-то в молодости он получил десять ударов плетью за незначительный проступок и знал, какие муки она, должно быть, испытывает. Он указал на излучину реки в противоположную от двух часовых сторону.

— Сюда.

Они двинулись в путь, держась ближе к повозкам, а затем к короткой полосе высокой травы, прежде чем достигли мертвых стеблей камыша у края реки.