Смерть на Кикладах. Книга 2

Еще через час он уже медленно шел по дороге, любуясь высокими и тонкими деревьями бамбука. В вышине их зеленые пышные кроны смыкались, и в лесу царила тенистая прохлада.

Немногие знают, размышлял Такуан, что семя бамбука, посаженное в почву, далеко не сразу даст всходы. Почти несколько месяцев или даже лет прорастает семя бамбука, и сначала он растет вниз – формирует корень, а лишь потом – всего за шесть недель – вверх, на высоту до десяти дзё15 может взметнуться длинный и крепкий побег. Так и люди, которые хотят добиться чего-то, сначала долго и тщательно готовятся, – и в один прекрасный момент решительно добиваются результата.

Внезапно он услышал громкий стон чуть в стороне от дороги, в небольшой лощине. Подойдя поближе, монах увидел молодого самурая, сидевшего прислонившись спиной к стволу бамбука. Камень скрывал его от взгляда проезжавших мимо. Его кимоно и хакама16 были в крови. Заметив приближающегося человека, самурай сперва дернулся от неожиданности, схватившись за короткий меч, что лежал рядом, но поняв, что перед ним монах, расслабился.

– Накано Мокуносукэ из клана Мицунари, я полагаю? – произнес Такуан своим обычным благожелательным тоном.

– Да, господин! – удивленно ответил раненый. Насторожившись, он снова подтянул вакидзаси к себе поближе.

Очевидно, у него было пробито плечо. Истечет кровью и умрет, подумал Такуан. Я не могу этого допустить. Буддийский монах должен заботиться о больных и страждущих, попавшихся ему на пути. Он показал обе руки раненому, чтобы успокоить его.

– Я безоружен. Мне сказали о вас люди из клана Токугава. Они вас ищут. Не беспокойтесь, я не донесу на вас! Я перевяжу вам плечо и пойду своей дорогой, – сказав это, монах достал из дорожной сумы кусок хлопчатобумажной ткани и разорвал ее на длинные полосы. Затем он собрал зеленые листья травы, что останавливала кровотечение, и перевязал раненого.

– Я все равно умру, – сказал ему молодой самурай. – Сегодня вся моя семья на закате совершит сэппуку по приказу Токугава. И если я не могу быть рядом с ними по приказу моего отца и господина, то я все равно исполнен решимости совершить цуйфуку17. Возьмите этот меч с собой, я хотел сам отнести его в сокровищницу храма Тофуку-дзи, как мне было приказано, но у меня нет сил, чтобы пройти этот путь.

– Это и есть вакидзаси Мурамаса? – кивнул без интереса монах на лежащий рядом меч. – Ясно. Нет, я не стану брать этот меч. Это ваш Путь. Вы взяли этот меч и вы сами должны решить, что с ним делать! Самурай сам решает, зачем ему меч! Рана ваша не опасна. Просто вы потеряли много сил. Я остановил кровь, оставлю вам еды и питья. К утру вы почувствуете себя лучше и сможете завтра к вечеру сами добраться до храма. Если останетесь здесь дольше – вас найдут. Не буду отговаривать вас от вашего решения, но прежде вам надлежит выполнить долг перед господином. Прощайте!

Монах положил рядом с раненым свою фляжку из тыквы с остатками воды и пару последних рисовых лепешек моти и, выйдя снова на дорогу, медленно направился в сторону храма, где ждали его целые рощи прекрасных кленов каэда.

Он шагал босиком по пыльной дороге и улыбался, предвкушая наслаждение, которое его ждет, повторяя про себя старую поговорку: «Человек жив до тех пор, пока способен созерцать момидзи!»

Часть четвертая

Людей с острым умом следует искать

среди тех, кто склонен думать.

Сиба Ёсимаса (1350—1410), «Тикубасё»

– Саша, ты меня слышишь? – низкий голос Виктора Манна, главы Бюро Интерпола в Греции, звучал напряженно. Судя по шуму в трубке, он снова был где-то на выезде. – Слышишь меня, говорю? В общем, так: у нас здесь убийство! По телефону ничего говорить не буду. Хочу, чтобы ты сперва посмотрел на все своими глазами. Собирайся срочно! Да, вот еще что: Фудзивара сейчас у тебя?

– Они с Соней уехали в клуб: смотреть помещение для Додзе… Мы открываемся через неделю! Они должны принять оборудование, что вчера доставили. Что там у тебя случилось? Я-то тебе зачем? И причем здесь Фудзивара? Он всего три дня как прилетел, – удивленно произнес Смолев, сидя в своем кабинете на хозяйской половине виллы «Афродита».

После возвращения из Петербурга островные хлопоты поглотили его совершенно. Слава Богу, что Рыжая Соня моментально вошла в курс дела и, быстро наладив отношения с персоналом, взяла на себя большую часть текущих организационных вопросов, освободив Алекса от оперативного управления виллой и ее работниками. С Катериной они сразу подружились, повар Петрос просто бесповоротно влюбился с первого взгляда на статную рыжеволосую славянку с зелеными кошачьими глазами. Хорошо, что хоть это не повлияло на его профессиональные качества. Но стоило новой управляющей появиться на ресторанной террасе, как Петрос сам выносил блюда, приготовленные им лично для нее, и радостно улыбался, глядя на молодую женщину влюбленными глазами, давая обильную пищу для веселых пересудов на кухне среди женского персонала.