Смерть на Кикладах. Книга 2

Монах улыбнулся и покачал головой. Нет, скорее причина была иной – тщательно спланированный переворот с целью захвата власти. Мицухидэ договорился с Тоетомо Хидэеси свергнуть Нобунагу. Хидэеси сперва согласился поддержать план восстания, а после того, как застигнутый врасплох во время чайной церемонии в Эдо, Нобунага совершил сэппуку, именно Тоетоми Хидэеси и разгромил силы восставших, праведно мстя за смерть сёгуна.

Толковали, что в этой шахматной партии хитроумный Хидэеси переиграл всех, чужими руками расчистив себе путь к власти и не запятнав своей репутации.

Злосчастный Мицухидэ объявил себя сёгуном, но пробыл им меньше двух недель, получив прозвище Дзюсан-кубо12. После разгрома мятежных войск раненого и затравленного погоней Мицухидэ выследил и убил крестьянин Сакуэмон. Какой бесславный конец для великого самурая!

Такуан снова покачал головой. И здесь он не верил официальной версии. Такая показательная позорная смерть была на руку новому сёгуну Тоетоми – в назидание тем, кто осмелится поднять руку на преемника великого Нобунаги. Вероятнее всего, что он таким образом намекал тому же Токугаве Ияэсу, своему соратнику и самому влиятельному даймё, и последний хорошо понял намек и ни разу при жизни нового владыки Японии не выступил открыто против его власти. Скорее, в облике крестьянина восставшего даймё выследил и убил по заказу Хидэеси кто-то из тех самых синоби, что быстро перешли на службу к новому хозяину…

То, как быстро и решительно действовал Тоетоми Хидэеси во время этого мятежа, убедительно говорило о том, что он все знал и был к нему готов. Чтобы упрочить свою влась в поколениях, он заставил Токугаву присягнуть на верность своему сыну Хидэёри.

Токугава с легкостью принял присягу и с такой же легкостью первое, что сделал после смерти «великого канцлера» – поднял восстание против его сына. Видимо, синоби он больше не боялся. Или к тому времени уже успел их перекупить и активно пользовался их услугами, ведь по договору ему достались провинции Синано и Каи, в недрах которых находился огромный запас золота. Ему было чем заплатить синоби!

И грянула битва при Сэкигахаре. С одной стороны сторонники и вассалы Тоетомо Хидэёри – наследника сёгуната, с другой – войска Токугавы Ияэсу, столько лет терпеливо копившего силы и ждавшего своего часа. Миямото Мусаши тоже участвовал в этой битве на стороне проигравших. С тех пор он и стал ронином.

После победы в битве при Сэкигахаре оказалось, что Токугава Ияэсу обладает не только талантом терпения, но и управления страной. Весь жизненный уклад подвергся переосмыслению и был жестко упорядочен, даже в бытовых мелочах. Теперь общество жестко делилось на четыре сословия: самураи, люди искусства, люди торговли и крестьяне. Каждому сословию был вменен свой кодекс поведения, и нарушение его жестоко каралось – вплоть до смертной казни. Жители были прикреплены к храмам, на которые легла обязанность контролировать их поведение, пресекать волнения и заниматься доносительством. Многие монахи покинули храмы, уйдя в многолетнее паломничество по храмам Ниппон.

Монах Такуан Сохо вздохнул и достал из дорожной сумы рисовые лепешки моти и редьку дайкон, завернутые в чистую тряпицу. Осеннее солнце ласково светило на его циновку. Монах разложил на бамбуковой дощечке несколько шариков норимаку – дар щедрой хозяйки из соседней деревни, куда он заглянул перед тем, как направиться к столице. Сотворил молитву буддам и Светлому Лотосу и взял было уже в руки хаси – деревянные палочки для еды, как вдруг в лесу раздались крики и шум погони.

Из-за поворота дороги, у которой он устроил привал, послышался быстрый топот лошадиных копыт, и через мгновение оттуда вылетели три вооруженных всадника. Самураи в полном вооружении? Здесь, на краю Сагано – священного бамбукового леса? Монаха Такуана Сохо сложно было смутить, но все же он удивился, прикрыл еду чистой тряпицей от пыли и спрятал палочки в рукав.

Самураи подскакали ближе и остановились рядом с сидящим на земле монахом. На рукавах воинов и на их лошадях Такуан заметил значки клана самого Дайтоку-тайкун Токугава Хидэтада – старшего сына великого сёгуна. Командир отдал приказ двум другим. Те, немедленно откликнувшись «хай!», поскакали дальше. Самурай спешился и, ведя лошадь в поводу, с почтением подошел к буддийскому монаху. Лошадь была в мыле, клочья пены падали с ее морды на землю, дико косящие глаза налились кровью, она хрипела, а бока ходили ходуном.

Давно скачет, отстраненно подумал Такуан, не один час. Лошадь, пожалуй, погибла.

Продолжая сидеть на земле в позе Будды, монах спокойно и без малейшего трепета посмотрел в лицо самураю.

– Меня зовут Матаэмон-но-дзё Мунэнори из Ягю. Я учитель фехтования в школе Токугава Хидэтада! – склонившись в традиционном поклоне, низким гортанным голосом произнес самурай и поинтересовался: – Могу я узнать, с кем имею честь разговаривать?