Смерть на Ниле. Причуда мертвеца

— У меня возник вопрос, — сказал Рейс, — не знает ли она больше, чем сказала.

— A-а, у вас тоже сложилось такое впечатление.

— Девица не из приятных, конечно, — сказал Рейс.

Эркюль Пуаро кивнул:

— Да, не вызывает доверия.

— Думаете, она имеет отношение к убийству?

— Нет, я бы не сказал.

— Тогда — к краже жемчуга?

— Это — скорее. Она очень недолго прослужила у мадам Дойл. Может, она связана с бандой, которая специализируется на краже драгоценностей. В таких делах часто фигурирует горничная с превосходными рекомендациями... Жаль, в нашем положении мы не можем добыть необходимую информацию. Впрочем, эта версия не вполне меня удовлетворяет... Жемчуг — ah, васгё[76], она должна быть верной, моя мысль! Но тогда каким же безумцем... — Он оборвал себя.

— Как быть с Флитвудом?

— Его надо расспросить. Может, все сразу разъяснится. Если Луиза Бурже говорит правду, у него есть конкретный повод для мести. Он мог слышать перепалку между Жаклин и месье Дойлом, мог, когда их уже не было в салоне, скользнуть туда и завладеть револьвером. Да, все это вполне возможно. И эта буква Ж, написанная кровью, — на такое способна простая, грубоватая натура.

— Получается, это тот, кого мы ищем?

— Да... только... — Пуаро потер переносицу и, дернув щекой, продолжал: — Знаете, я отдаю отчет в своих слабостях. Обо мне сказали как-то, что я люблю усложнять. Решение, которое вы предлагаете, слишком простое, слишком легкое. Мне не верится, что все вот так и случилось. Но, может быть, это мой предрассудок.

— Давайте-ка вызовем этого парня.

Рейс позвонил и распорядился. Потом он спросил:

— А другие... варианты?

— Их много, мой друг. К примеру, этот американский опекун.

— Пеннингтон?

— Да, Пеннингтон. На днях я был свидетелем любопытной сценки. — Он пересказал случившееся Рейсу. — Это о многом говорит. Мадам хотела прежде прочесть документ — и уже потом подписать. Тогда он откладывает дело на другой день. И тут муж подает очень важную реплику.

— Что он сказал?

— Он говорит: «Я никогда не читаю. Подписываю где скажут». Вы понимаете важность такого заявления? И Пеннингтон понял. Я увидел это по его глазам. Он взглянул на Дойла как прозревший человек. Вообразите, мой друг: вы становитесь опекуном дочери чрезвычайно богатого человека. Допустим, вы пускаете эти деньги в оборот. Я знаю, про это пишут во всех детективных романах, но вы читаете об этом и в газетах. Такое случается, мой друг, случается.

— Я не спорю, — сказал Рейс.

— Допустим, у вас еще достаточно времени, чтобы хорошо нажиться на этих махинациях. Ваша подопечная — несовершеннолетняя. И вдруг она выходит замуж. Все моментально выходит из-под вашего контроля. Катастрофа! Но еще не все потеряно. У новобрачной медовый месяц. Станет она думать о делах! Сунуть с документами лишнюю бумагу, получить рассеянную подпись... Но не такова была Линит Дойл. Она была деловой женщиной, и никакой медовый месяц не мог сбить ее с толку. А тут встревает муж со своим замечанием, и перед несчастным забрезжил свет. Умри Линит Дойл — и ее состояние перейдет к мужу, а с ним будет просто управиться; у такого хитреца, как Эндрю Пеннингтон, он будет ходить по струнке. Говорю вам, mon cher полковник, я буквально прочел эту мысль в его глазах. «Если бы пришлось иметь дело с Дойлом...» Вот он о чем задумался.

— Допускаю, — сухо сказал Рейс, — но у вас нет доказательств.

— Увы, нет.

— Теперь этот молодчик — Фергюсон, — сказал Рейс. — Он довольно несдержан на язык. Я, конечно, не всяким речам поверю. Но он может быть сыном человека, пострадавшего от старика Риджуэя. Хоть это и за уши притянуто, но чего не бывает. А люди не забывают прошлых обид. — Он помолчал и договорил: — Ну и, конечно, — мой человек.

— Да, еще «ваш» человек.

— Он убийца, — сказал Рейс. — Это мы знаем. Однако я не могу представить, где и как Линит Дойл могла перейти ему дорогу. Их орбиты не пересекаются.

Пуаро медленно проговорил:

— Если только к ней не попало свидетельство, устанавливающее его личность.

— Возможная вещь, но уж очень маловероятная. — В дверь постучали. — Ага, вот и наш несостоявшийся двоеженец.

Флитвуд был крупный, свирепого вида мужчина. Войдя, он обвел всех настороженным взглядом. Пуаро признал в нем человека, говорившего с Луизой Бурже.

— Звали? — осторожно спросил Флитвуд.

— Звали, — сказал Рейс. — Возможно, вы знаете, что этой ночью на пароходе совершено убийство?

Флитвуд кивнул.

— Я прихожу к убеждению, что у вас были основания ненавидеть убитую женщину.

Флитвуд тревожно вскинул глаза:

— Кто вам сказал?

— Вы считали, что миссис Дойл встала между вами и некой молодой женщиной.

— Я знаю, кто вам сказал, — эта французская вертихвостка и врунья. Она слова без вранья не скажет.

— Но в данном случае она сказала правду.

— Вранье!

— Вы говорите «вранье», даже не зная, что она сказала.

Это подействовало. Флитвуд покраснел и с трудом сглотнул.

— Ведь это правда, что вы хотели жениться на девице Мари, а миссис Дойл помешала, узнав, что вы уже женаты?

— А какое ее дело?

— То есть какое дело было миссис Дойл до всего этого? Ну как, двоеженство есть двоеженство.