— Да, — кивнула француженка и оглянулась. — Он велел немедленно скрыться в убежище. Сказал, что, по-видимому, за ним ведется слежка... Черный снег! Разве такой бывает?.. Эрих потрясен гибелью Георга!
Женевьева подставила ладонь и с недоумением смотрела, как из махровых хлопьев вытаивала грязная вода. Черный город, черный снег, черное небо, если, запрокинув голову, смотреть на него. Не слишком ли в темном свете предстает перед ней жизнь, — подумала девушка, и ей стало не по себе от черных сгорбленных фигур редких прохожих. Ни одного светлого пятнышка вокруг, и даже пожарища не пылают ярким пламенем, а чадят въедливой, приторной вонью.
На трамвае доехали до города. Снег густел, следов на хлюпающей под ногами жидкой грязи не оставалось, и парни благополучно довели француженку до убежища, изрядно им опостылевшего в прошлый раз. По узкому лазу пробрались в квартиру и сконфуженно переглянулись. Эрих прибрал комнаты, расставил мебель по местам, а им вчера при уходе и в голову не пришло навести здесь прежний порядок. Сбросили с себя плащи, сложили на столе оттянувшее плечи и карманы оружие, потеплее переоделись, и для Женевьевы нашли зимние вещи. Девушка обрадовалась уединению.
— Островок! Наш островок! Островок во враждебном океане! — захлопала она в ладоши, а подумав, добавила: — В бушующем огнем океане!
Сергей не разделял ее восторга. Ему памятен пронизывающий до мозга костей промозглый холод, и он невольно поежился. И только тут парень сообразил, что и без Костиного перевода почти полностью понимает Женевьеву. Открытие потрясло своей неожиданностью. В суматошливых событиях последнего дня как-то не сумел уловить сознанием, что и речь Георга, и разговоры гитлеровцев в гостиной лесника сами собой расшифровывались. Выходит, за полтора месяца, которые он провел среди немцев, невольно освоил их язык. И Женька постаралась. Она часто нашептывает ему по-немецки и французски, а парень по интонации голоса, движению губ, выражению глаз стремился угадать смысл сказанных ею слов. Нынешней ночью разобрался и смутился, будто подслушал чужие мысли. Теперь боялся, как бы девушка не узнала, что он понимает ее нежные признания.
Женевьева преобразилась. Она истосковалась по независимости, ей надоело выглядывать из чужих рук. А здесь, хоть на время, видимость самостоятельности, отрешенности от враждебного мира. Тут своя квартира, ее мальчики, которым, как она догадалась, осточертели бесконечные заботы, и они будут рады от них избавиться. Пока Сергей и Костя чистили оружие, прошла по комнатам, распределила, где будут спать ее друзья, а где она себе устроит будуар. На кухне обшарила полки и ящики стола, буфета, чуланчика, отыскала массу полезных в хозяйстве вещей и немало продуктов.
Обрадовалась находкам, но тут же застыла, бессильно опустив руки. Кому бы поверила два года назад, что когда-нибудь начнет хозяйничать в чужом доме среди чужих людей. Ведь с детства Женевьева привыкла уважать чужую собственность. Но прошло два года!.. Двадцать четыре месяца!.. Семьсот тридцать дней!.. И каких дней! Тогда она обмирала при виде порезанного пальца, а прошлой ночью нечаянно ступила в темную вязкую лужу и пошла, оставляя на светлом полу кровавые следы. Ее даже не качнуло. Жаль, очень жаль ей той давней простодушной девчушки, что целую ночь безутешно рыдала когда-то над выпавшим из гнезда птенчиком...
Смахнула с ресницы слезу и направилась в кабинет, обставленный с деловой скромностью. Громоздкий письменный стол, книжный шкаф во всю стену, обшитый кожей диван, полдесятка жестких стульев, конторка у окна и портрет Гитлера в простенке. Постояла, приглядываясь, улыбнулась, вспомнив невинные проделки отца, над которыми, втайне от него, посмеивалась мать. Похоже, что и здесь не все чисто. Повела взглядом по книжным рядам, приметила еле заметный выступ. Потянула на себя, и дверца потайного бара легко отошла. Заглянула ,в его глубину и расцвела, узнав французские этикетки на бутылках.
— Мальчики, сюда! Прибежали встревоженные парни и ошеломленно замерли. Сергей
опомнился, полез в затылок:
— Чертов буржуй, куда шнапс затырил? Днем с огнем не найдешь.
— Вот гад! — удивился и вознегодовал Костя. — Бутылки корешками книг замаскировал.
— Мы тогда чуть не околели, а горючее рядом...
Женевьева занялась приготовлением обеда, а парни, смазав оружие, расселись на диване.
— Сережка, — повернулся Лисовский к другу, — может, опись драгоценностей, что лежат в портфеле, составим?
— Ха-ха-ха! — раскатился Груздев. — Колхозной печатью заверим и в сберкассу сдадим!
— Тебе хаханьки, а я всерьез. Это же государственные ценности, нам их сдавать придется!
— Нервный ты, Костя, — добродушно отозвался Сергей. — Неси портфель, составим акт сдачи без приемки.
Он булавкой открыл замочек, шыркнул молнией и высыпал драгоценности на стол. Пересчитали слитки.
— Обалдеешь! — озадаченно проговорил Груздев. — Одного золотишка на полпуда потянет. А там чё, кольца?.. Ишь, шерамыжник, на картонки укрепил, не поленился прорези сделать!