Смерть пахнет сандалом

– Народ Гаоми представления любит, это я давно знаю, и ваша маоцян мне очень нравится, я и сам арии маоцян петь умею. Маоцян воспевает преданность государю и сыновью почтительность, человеколюбие и чувство долга, учит народ благоразумию. Все это полностью совпадает с моими собственными наставлениями и целями. Я всегда горячо поддерживал выступления вашей труппы, глубоко одобряю горячую любовь к искусству, но сегодня выступать здесь вы не можете. Приказываю вам возвращаться по домам и ждать, пока все кончится, потом, если пожелаете, то я лично приглашу вас выступить здесь.

– Мы следуем указаниям Кошачьего владыки, – упрямо твердил Благородный кот.

– Я – главный начальник в этом уезде, раз я сказал, что нельзя устраивать представление, то значит нельзя.

– Государь император – десять тысяч лет ему – вроде не запрещает представления для простого народа.

– Ты разве не слышал поговорку? Не власти бойся – чиновника бойся. Неужели не слыхал, как говорят, что если не правитель области отрубит тебе голову, то начальник уезда изведет тебя под корень?

– Да изруби ты наши тела, в головах все равно останется желание выступить сегодня. – Благородный кот резко встал и велел своим спутникам: – Открывайте сундук, ребята.

Все эти коты самого разного обличья похватали с сундука пики, широкие и узкие мечи и алебарды и аккуратно выстроились на плацу по подобию старомодного войска. Сразу открыли и сундук из красного дерева, откуда появились парадный халат, расшитый драконами, украшенный яшмой пояс, женский парадный головной убор с украшениями в виде фениксов, накидка на плечи без рукавов, головные украшения, гонги и барабаны и многое другое…

Я велел Лю Пу бежать в Академию за десятком отдыхавших стражников.

– Я тут возможно и резко, но из лучших побуждений убеждаю вас, все – для вашего же блага, а вы же упрямитесь, ни во что большого начальника не ставите. – Я указал на Благородного кота и сказал стражникам: – Этого кошачьего верховода арестовать, остальных выгнать взашей из города!

С криками размахивая черно-красными дубинками, стражники попытались взять труппу на испуг. Благородный кот, хоть и бухнулся на колени, издав пронзительный вопль, но сразу после этого запел. Как только он опустился на колени, я решил, что тот просит у меня пощады, но тут же понял, что тот встал на колени перед лежащим на помосте Сунь Бином, родоначальником их кошачьей оперы. Вырвавшееся из груди артиста горестное завывание я сначала принял за выражение скорби при виде казненного Сунь Бина, но затем до меня сразу дошло, что это был непреклонный вызов, прелюдия к последовавшему пению, которое походило на рокот прорвавшей дамбу реки.

О Кошачий владыка! Ты увенчан золотыми крыльями, на тело твое наброшена пурпурная заря, в руке сжимаешь ты дубинку червонного золота, восседаешь ты на долгогривом льве, разбил ты всех врагов в Поднебесной! Пускай против тебя идут тысячи, до хоть сотни тысяч неприятелей! Ты – переродившийся Юй Фэй, ты – восставший из гроба Гуань Юй, ты – первый в Поднебесной…

Мяу-мяу…

Оглашающее небеса пение Благородного кота гармонично перемежалось мяуканьем всех остальных котов с черными лицами, котов с красными лицами, котов с пестрыми лицами, котов больших и маленьких, самых разных котов. Из сундука с реквизитом еще ловко достали гонги с барабанами, а также большущий кошачий барабан, и каждый инструмент размеренно и ритмично поддержал пение.

Первым ударом дубинки сокрушена была гора Тайхан, завалена была бухта Цзяочжоу. Вторым сровнялся с землей округ Цайчжоу, насмерть перепугал ты белолобого тигра… Третьим сокрушен был столп, держащий небосвод, перевернута была печь, в которой Верховный владыка Лао-цзы готовит пилюлю бессмертия…

Мяу-мяу…