Смерть сердца

Бывает в чувствах такая пора, когда даже самое странное поведение кажется обоснованным. Она говорила правду – по крайней мере, о себе, – когда сказала Сент-Квентину, что никакой опыт ничего не значит до тех пор, пока не повторится снова. Теперь она понимала, что все в ее жизни постоянно повторялось – правда, когда дело доходило до любви, Анна, хоть и не слишком огорчаясь, все ломала голову, уж не закралась ли в эту формулу какая-то ошибка. Что-то тут не складывается, думала она. Иногда она спрашивала себя, уж не ошиблась ли она, и была бы почти рада ошибиться. Она-то думала, что раскаивается в собственной несдержанности, в своих дурацких выходках – но что, если все это время она была куда сдержаннее, чем ей самой казалось, что, если она лицемерила, что, если ее разоблачили? Ведь заканчивалось все всегда одинаково, но она никак не могла найти этому объяснения. Верно, люди знали какой-то способ понимать друг друга, о котором она даже не подозревала.

Я только и сказала Томасу, слезь с моего покрывала. А он берет и ведет ее гулять в парк.

Ум и легкость в общении, думала она, способны завести только в тупик. Она задумчиво положила ключ от ящика во внутренний карман сумочки и сумочку защелкнула. Каждый человек, которому, как Анне, доводилось с глубоким недоумением переживать легкую обиду, считает свое дело безнадежным. Вот что бывает, когда ведешь себя мило и беззаботно, когда заботишься о чужом реноме, когда не теряешь самообладания. Анна и сама не понимала, чего она так трясется над этим ключом, ведь никаких секретов в ящике не было – Томас обо всем знал. Правда, этих писем она ему не показывала, он знал, что произошло, но не знал, почему. А что, если она возьмет да и швырнет эти письма Порции со словами: «Смотри, дурочка, вот чем все заканчивается!»

Тут Анна закурила, уселась на желтом диване рядом со своей сумочкой и спросила себя, почему же она не питает особой любви к Порции. Я думать о ней спокойно не могу, а стоит ей войти в комнату, как я теряю всякое самообладание. Все, что она со мной делает, она делает неосознанно, – веди она себя так нарочно, мне бы не было так обидно. С ней я чувствую себя каким-то наглухо заевшим краном. Она доводит меня до какого-то невозможного состояния, когда даже Сент-Квентин начинает спрашивать, отчего это я так наигранно себя веду? Наши отношения с Томасом она свела к каким-то лихорадочным, колким шуткам. Если честно, мне только и остается, что быть с ними пожестче, что я честно и делаю. Сегодня днем, едва она заслышала наше такси, как ей непременно понадобилось выскочить на порог и выглядывать нас во все глаза. Я даже в окно собственного дома выглянуть не могу, чтобы на нее не наткнуться, – она останавливается посреди потока авто и машет мне рукой. Ее ведь и задавить могли, вот бы скандал вышел.

Впрочем, смерть – это у них семейное. Она ведь кто такая, если вдуматься? Результат незаконной связи, паники, жалкого обострения сексуальности у старика. Дитя, зачатое в комнатушке на Ноттинг-хилл-гейт, среди рассыпавшихся шпилек и картиночек с собачками. И при этом она все унаследовала, она расхаживает по дому, будто сама Чистопородность. Все стоят за нее горой, будто она какой-нибудь Молодой Претендент[36]. Уж мне ли не знать заговорщицки сжатый рот Матчетт? А Эдди повел себя просто чудовищно, ну правда же, ужасно глупо. Но что до этого – ладно, тут уж ей, как говорится, Бог поможет, а я не стану, с чего бы?

Нет, тут она никаких ответов не найдет, думала Анна, лежа на диване, закинув ноги на подлокотник, напряженно сложив руки за головой. Она спрашивала себя, о чем это брат с сестрой могут разговаривать в кабинете. Нечего ей все-таки везде вот так тыкаться. Не наше это дело – подносить Порции все ответы на блюдечке.

Подтянув к себе телефон, Анна набрала номер Сент-Квентина. Долго слушала гудки в трубке – Сент-Квентина, очевидно, не было дома.

В понедельник утром Томас вернулся в офис, а Порция вернулась в школу на Кэвендиш-сквер. Накрапывал, вздрагивал на деревьях легкий серый весенний дождик. Томас, любивший быть правым в мелочах, радовался тому, что предсказал перемену погоды. В первую неделю после того, как расцвели тюльпаны, на них не упало ни луча солнца, они стояли пунцовые, багряные, алые, мясисто-влажные, но их никто не видел. Нет, этот майский день был совсем не похож на тот майский день, когда старый мистер Квейн украдкой гулял в парке. До самых выходных Порция не видела Эдди, они встретились, когда она вернулась в субботу домой, – тот пил чай с Анной. Он, казалось, очень обрадовался, очень удивился встрече с ней, подскочил, разулыбался, схватил ее за руку и воскликнул, обращаясь к Анне:

– Надо же, как она отлично выглядит!

Он усадил ее на свое место, а сам примостился на подлокотнике кресла. Анна, почти не подав виду, позвонила, чтобы принесли еще чашку. Порция пришла не вовремя, ее не ждали, она сказала, что сегодня пойдет пить чай к Лилиан.

– А знаете, – не умолкал Эдди, – мы давным-давно все втроем не виделись.