Когда Пуаро дочитал, Джэпп ткнул пальцем в последнюю фразу:
— Тут наш человек оказался на высоте. Он решил, что это слишком уж выделяется из всего остального. Ну с какой, собственно, стати борный порошок! Ну и оказалось, что белая пудра в пузырьке — кокаин.
Пуаро, широко открыв глаза, медленно кивнул.
— Ну, положим, к нашему делу это, Скорее всего, никакого отношения не имеет, — сказал Джэпп. — Но все-таки не мне вам говорить, что у женщины, которая нюхает кокаин, едва ли так уж крепки моральные устои. И мне кажется, что эта почтенная леди ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего, — что бы там ни говорили о женской беспомощности. Хотя я сомневаюсь, что у нее хватило бы духа пойти на такое, — нервы бы не выдержали. Да и
Пуаро собрал машинописные листочки и еще раз бегло их просмотрел. Потом отложил в сторону со вздохом.
— Да, — сказал он. — Все, что здесь написано, определенно указывает на человека, совершившего преступление, хотя я до сих пор не понимаю, почему и даже как он это сделал.
Джэпп уставился на него:
— Уж не хотите ли сказать, что, прочитав всю эту ерунду, вы поняли, кто убийца?
— Мне кажется, да.
Джэпп выхватил у него листки и стал пожирать их глазами, передавая каждый прочитанный листок Фурнье. Не дочитав до конца, он швырнул их на стол и с возмущением посмотрел на Пуаро:
— За дурака меня считаете, мсье Пуаро?
— Нет, нет. Quelle idee[17]!
Француз тоже положил листки на стол.
— А вы что скажете, Фурнье?
Француз покачал головой.
— Я, должно быть, тупица, — сказал он, — но, на мой взгляд, составив этот список, мы не приблизились к разгадке.
— Нет, список сам по себе может ничего и не дать, — сказал Пуаро, — но вот если его рассматривать в связи с некоторыми особенностями этого дела… почему бы и нет? Впрочем, может быть, я заблуждаюсь, просто невероятно заблуждаюсь.
— Ну, выкладывайте вашу теорию, — пробурчал Джэпп. — В любом случае мне будет интересно ее выслушать.
Пуаро покачал головой:
— Нет, это, как вы изволили выразиться, всего лишь теория, только теория — и ничего больше. Я искал в этом списке одну вещь. Eh bien, я нашел ее. Она есть здесь, но похоже, указывает нам ложный след. Она найдена не у того человека. Это значит, что предстоит еще очень много работы. Честно говоря, во всем этом есть много такого, что меня крайне озадачивает. У меня нет пока ясного представления, цельной картины, передо мной лишь множество отдельных фактов, образующих довольно интересный узор. Вам так не кажется? Нет, нет, я вижу, что не кажется. Ну, тогда пусть каждый из нас работает в соответствии со своим собственным методом. Я еще раз подчеркиваю: у меня нет уверенности, всего лишь некоторые подозрения…
— По-моему, вы что-то темните, — сказал Джэпп, вставая. — Ну да ладно, пусть будет по-вашему. Я работаю в Лондоне, вы, Фурнье, возвращаетесь в Париж, а вы, мсье Пуаро?
— Я по-прежнему хочу поехать с мсье Фурнье в Париж, и даже больше, чем раньше.
— Больше, чем раньше?.. Хотелось бы мне знать, что за блажь взбрела вам в голову?
— Блажь? Се nest pas joli, ca[18]!
Фурнье церемонно пожал им руки:
— Желаю вам всем доброго вечера, благодарю от всей души за ваше восхитительное гостеприимство. А с вами, я надеюсь, мы встретимся завтра утром в Кройдоне?
— Разумеется. A demain[19].
— Будем надеяться, — сказал Фурнье, — что никто не убьет нас en route[20].
Оба детектива ушли.
Пуаро замер, погрузившись на какое-то время в глубокую задумчивость. Затем он энергично поднялся, уничтожил все следы беспорядка, вытряхнул пепельницы, подровнял стулья.
Подойдя к столу, он взял в руки номер журнала «Скетч» и стал листать его, пока не нашел то, что ему было нужно.
«Два солнцепоклонника», — бросался в глаза заголовок. «Графиня Хорбери и мистер Раймонд Барраклу в Ле-Пинэ». Он взглянул на фотографию — двое стояли, взявшись за руки и подставив солнцу свои смеющиеся лица.
— Да-а, — проговорил задумчиво Пуаро, — это может навести на определенные размышления… Да, вполне может.
Глава IX
ЭЛИЗА ГРАНДЬЕ
Погода на следующий день была просто великолепной, и даже Эркюлю Пуаро пришлось признать, что его желудок прекрасно переносит полет.
На этот раз они летели в Париж рейсом 8.45.
Кроме Пуаро и Фурнье в салоне было семь или восемь пассажиров, и француз решил воспользоваться удачной возможностью и немного поэкспериментировать. Он достал из кармана небольшую бамбуковую палочку и трижды за время полета подносил ее к губам, целясь в различных направлениях. Один раз он сделал это высунувшись из-за сиденья, в другой раз — слегка повернув голову в сторону, еще раз — возвращаясь из туалета, и каждый раз он ловил на себе изумленный взгляд кого-нибудь из пассажиров. Через некоторое время весь салон не сводил с него глаз. Фурнье уселся на свое место обескураженный, однако его несколько приободрило то, что Пуаро улыбался с нескрываемым удовольствием.