— Боже мой, как я ненавижу тебя, — ответила леди Хорбери. — Ты самый скупой человек на свете.
— Скупой? Ты говоришь, скупой, а ведь именно из-за тебя, из-за твоей безумной расточительности пришлось заложить Хорбери.
— Хорбери! Тебя ничто не волнует, кроме твоего Хорбери. Лошади и охота, стрельба и урожай, да еще эти занудные старые фермеры. Боже мой, что за жизнь для женщины!
— Некоторым женщинам это нравится.
— Да, таким, как Венеция Керр, которая сама наполовину лошадь. Вот на такой тебе и надо было жениться.
Лорд Хорбери подошел к окну.
— Поздно об этом говорить. Я женился на тебе.
— И теперь тебе никуда от этого не деться. — Сисели злорадно засмеялась. — Ты бы очень хотел от меня избавиться, но у тебя ничего не выйдет.
— Может быть, не стоит об этом? — сказал он.
— Ну конечно, ты ведь так богобоязнен и воспитан в старых традициях! Все мои друзья просто лопаются от смеха, когда я им пересказываю твои рассуждения.
— Ну и пожалуйста, если это доставляет им удовольствие. Давай лучше вернемся к предмету нашего разговора — причинам твоего здесь появления.
Но жена продолжала свое:
— Ты поместил объявление в газетах, что не несешь ответственности за мои долги. Может быть, ты считаешь это джентльменским поступком?
— Мне очень жаль, но я был вынужден пойти на этот шаг. Я ведь тебя предупреждал, вспомни — я платил дважды. Должны же быть какие-то пределы! Твое опасное пристрастие к азартным играм… впрочем, не стоит об этом… Я хочу знать, что побудило тебя вернуться в Хорбери. Ты всегда ненавидела сельскую жизнь, тебе всегда было смертельно скучно здесь.
Сисели Хорбери нахмурилась и неохотно ответила:
— Я думала, так будет лучше, по крайней мере сейчас.
— Лучше, по крайней мере сейчас? — в задумчивости повторил он ее слова. Затем резко спросил: — Сисели, ты занимала деньги у этой старой француженки?
— Ты о ком? Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь. Я говорю о той женщине, которая была убита в самолете, летевшем из Парижа, — в самолете, на котором ты возвращалась домой. Ты занимала у нее деньги?
— Нет, конечно же нет. Что это тебе пришло в голову!
— Подумай хорошенько, не пытайся меня обмануть, Сисели. Если эта женщина ссужала тебя деньгами, ты должна мне признаться. Вспомни — следствие по делу еще не закончилось, в коронерском вердикте говорится о преднамеренном убийстве, совершенном неизвестным или неизвестными. Расследованием занята полиция двух стран. Они в конце концов докопаются до правды — это лишь вопрос времени. Наверняка эта женщина оставила какие-то деловые записи. Мы должны быть готовы заранее к тому, что кто-то может найти какие-то факты, свидетельствующие о твоей связи с ней. Нужно проконсультироваться с Фулксом. — «Фулкс, Вилбрахам и Фулкс» — так называлась семейная адвокатская контора, которая в течение столетий вела дела рода Хорбери.
— Но разве недостаточно того, что я уже выступала на этом чертовом суде и сказала, что никогда в жизни не слышала ничего об этой женщине?
— Не думаю, чтобы это было очень убедительно, — сухо сказал муж. — Если у тебя и в самом деле были какие-то дела с Жизелью, то можешь быть уверена — полиция обязательно докопается.
Возмущенная Сисели резко села.
— Может, ты думаешь, это я ее убила? Встала там в самолете и пульнула в нее стрелой из трубки. Бред!
— Все это действительно звучит странно, — согласился Стивен, — но я хочу, чтобы ты осознала свое положение.
— Какое положение? Нет никакого положения. Да ты ведь не веришь ни единому моему слову! Ужасно! И кстати, ты-то почему так волнуешься за меня? Просто необычайно волнуешься. Ты ведь не любишь меня. Ты меня ненавидишь. Ты будешь счастлив, если я завтра помру. К чему притворство?
— Мне кажется, ты несколько преувеличиваешь. Я знаю, ты считаешь меня старомодным, и я действительно прежде всего забочусь о чести моего имени, о репутации Хорбери. Тебе, возможно, подобные чувства кажутся устаревшими, и ты презираешь меня за это. И тем не менее.
Резко повернувшись, он вышел из комнаты.
У него на виске стала вдруг пульсировать жилка. Множество мыслей роилось в его голове:
«Не люблю? Ненавижу? Да, верно. Обрадуюсь, если завтра она умрет? Боже мой, это и в самом деле так. Я бы почувствовал себя узником, выпущенным из тюрьмы. Какая все-таки чудовищно странная штука — жизнь. Когда я впервые увидел ее в „Ду ит нау“, она казалась ребенком, восхитительным ребенком — такая чистая, такая милая… Желторотый дурак! Я просто сходил с ума по ней… Идиот! Я считал ее совершенством, а она всегда была такой, как сейчас, — вульгарной, порочной, глупой, злобной… А сейчас я уже даже не замечаю, насколько она привлекательна».
Он свистнул — тут же подбежал и уставился на него преданными глазами его любимый спаниель.
— Ну что, старушка Бетси? — сказал лорд Хорбери и потрепал лохматые уши.
Он подумал: «Довольно странное оскорбление — назвать женщину сукой. Такая сука, как ты, Бетси, стоит почти всех женщин, с которыми мне доводилось встречаться, вместе взятых».