Она стала рассказывать, по ходу дела отвечая на вопросы. Как выглядела эта старушка? А правда ли, что там были два французских детектива и что все это связано со скандалом во французском правительстве? И леди Хорбери летела тем же самолетом? Она и в самом деле так хороша, как говорят? И кто, по мнению Джейн, был убийцей? Говорят, что это дело замалчивается по соображениям государственной важности… и так далее в том же духе… Этот разговор был первым из множества других, абсолютно таких же. Все хотели, чтобы их обслужила непременно «девушка, которая была в самолете». После этого можно было рассказывать подругам: «Знаешь, дорогая, просто невероятно. Девушка в моей парикмахерской —
К концу недели Джейн почувствовала, что ее нервы на пределе. Иногда ей казалось, что если ей придется повторить все еще хотя бы раз, то она закричит и запустит в любопытную клиентку сушилкой.
Однако в конце концов она нашла более приемлемый способ облегчить свои страдания — она подошла к мсье Антуану и дерзко потребовала повысить ей жалованье.
— И вы еще смеете требовать? И у вас еще хватает на это наглости, когда я только по доброте своего сердца держу вас здесь — после того, как вы оказались замешаны в деле об убийстве. Многие, менее добросердечные, чем я, выгнали бы вас немедленно.
— Ерунда, — холодно ответила Джейн. — Я привлекаю сюда клиентов, и вам это известно. Если вы хотите, чтобы я ушла, я уйду. Я легко могу получить то, что мне нужно, у Анри или в «Мэзон Рише».
— Да кто узнает о том, что вы перешли работать туда? Что вы за птица такая важная?
— На коронерском следствии я познакомилась с парой репортеров, — сказала Джейн. — Любой из них сделает все необходимое, чтобы о моем новом месте работы стало широко известно.
Испугавшись, что Джейн и в самом деле собирается так сделать, мсье Антуан с ворчанием уступил всем ее требованиям. Глэдис, узнав об этом, захлопала в ладоши от радости за подругу.
— Все великолепно, дорогая моя! — воскликнула она. — Куда уж теперь нашему Эндрю с тобой тягаться. Девушка должна уметь постоять за себя, иначе я даже не представляю, что со всеми нами будет. Ты стала такой храброй, дорогая, я просто без ума от тебя.
— Что ж, я могу за себя постоять, — сказала Джейн, воинственно вздернув подбородок. — Я вынуждена была этим заниматься всю свою жизнь.
— Ты весьма решительно настроена, милочка, и продолжай вести себя с Эндрю в том же духе. Он тебя станет уважать еще больше. Кротость в нашем мире не ценится, впрочем, я не думаю, что кто-нибудь из нас страдает от ее избытка.
Повторяя изо дня в день свое повествование с небольшими вариациями, Джейн постепенно стала воспринимать это как своего рода роль.
Ужин и посещение театра, о которых они договорились с Норманом Гейлом, прошли как нельзя лучше. Это был один из тех чудесных вечеров, когда каждое слово и каждое признание, которыми они обменивались, все более обнаруживали сходство их вкусов и связывали их взаимной симпатией.
Они любили собак и не любили кошек. Они терпеть не могли устриц и были без ума от копченой лососины. Им нравилась Грета Гарбо и не нравилась Кэтрин Хепберн. Им не нравились полные женщины и нравились черные, как вороново крыло, волосы. Они не выносили слишком ярко накрашенных ногтей. Им не нравились громкие голоса, шумные рестораны и негры. Они предпочитали ездить на автобусе, а не в метро.
Казалось просто чудом, что у двух разных людей может быть столько общего.
Однажды, когда Джейн была на работе, у Антуана, она, открывая сумочку, выронила письмо от Нормана. Когда она, слегка покраснев, поспешила поднять его, Глэдис заметила это и накинулась на нее:
— Ну-ка, ну-ка, кто он, твой приятель?
— Я не понимаю, о чем ты, — отбивалась Джейн, покраснев еще больше.
— Ну-ну, давай рассказывай! Я же вижу, что это письмо не от двоюродного дедушки твоей мамы. Я не вчера на свет появилась. Кто он, Джейн?
— Это один… человек… с которым я познакомилась в Ле-Пинэ. Он дантист.
— Дантист… — повторила Глэдис с явным отвращением. — И у него, конечно, белоснежные зубы и ослепительная улыбка.
Джейн была вынуждена подтвердить, что так оно и есть на самом деле.
— У него очень загорелое лицо и яркие голубые глаза.
— Загорелое лицо может быть у кого угодно, — сказала Глэдис. — Для этого достаточно поваляться на морском берегу или купить в аптеке пузырек за два шиллинга одиннадцать пенсов. «
— Не будь идиоткой, Глэдис.
— Ну нельзя же быть такой обидчивой, дорогая моя. Я вижу, ты всерьез влипла. Да, мистер Генри, уже иду… Пропади он пропадом, этот Генри! Судя по тому, как он отдает нам, девушкам, приказания, он, похоже, воображает себя самим Господом Всемогущим!