— Да… да, разумеется. Очень хорошо. И вы? Мсье Фурнье? Совершенно верно. Да, он пришел. Он сейчас как раз здесь.
Прикрыв трубку ладонью, он передал Фурнье:
— Он пытался найти вас в Сюртэ. Ему сказали, что вы отправились сюда ко мне. Поговорите лучше с ним сами. Похоже, он чем-то взволнован.
Фурнье взял трубку:
— Алло… алло. Да, это говорит Фурнье… Что?..
Он положил трубку и посмотрел на Пуаро:
— Появилась дочь. Дочь мадам Жизели.
— Что?
— Да, она приехала предъявить свои права на наследство.
— Откуда она приехала?
— Насколько я понял, из Америки. Тибо попросил ее зайти снова в половине двенадцатого. Он считает, что мы немедленно должны прийти к нему.
— Само собой. Мы сейчас же пойдем… Я только оставлю записку мадемуазель Грей.
Он написал:
Произошли некоторые события, вынудившие меня уйти. Если позвонит или зайдет мсье Жан Дюпон, будьте с ним любезны. Поболтайте о пуговицах и носках; о доисторической керамике пока не нужно. Он от вас без ума, но он не идиот!
Au re voir[41] Эркюль Пуаро.
— А теперь пойдемте, дружище, — сказал он, вставая. — Это как раз то, чего я ждал, — появление на сцене таинственного персонажа, в существовании которого я все это время нисколько не сомневался. Теперь — уже очень скоро — я смогу понять абсолютно все.
Мэтр Тибо встретил Пуаро и Фурнье весьма приветливо.
После того как они обменялись любезностями и приветствиями, которых требовала учтивость, юрист перешел к делу и рассказал о наследнице мадам Жизели.
— Вчера я получил письмо, — начал он, — а сегодня утром молодая леди сама пришла ко мне.
— Сколько лет мадемуазель Моризо?
— Мадемуазель Моризо — или, вернее, миссис Ричардс, так как она замужем, — ровно двадцать четыре года.
— У нее есть документы, удостоверяющие личность? — спросил Фурнье.
— Разумеется. Разумеется.
Он открыл папку, лежавшую у него возле локтя.
— С ними вам нужно ознакомиться в первую очередь. Среди документов была копия свидетельства о заключении брака между Жоржем Леманом, бакалавром, и Мари Моризо — оба родом из Квебека. Копия была датирована 1910 годом. Там было также свидетельство о рождении Анны Моризо Леман и некоторые другие документы и справки.
— Это в какой-то степени проливает свет на ранние годы жизни мадам Жизели, — сказал Фурнье.
Тибо кивнул.
— Насколько я смог понять из этих бумаг, — сказал он, — Мари Моризо была не то гувернанткой, не то белошвейкой, когда она встретилась с этим Леманом. Он был, как я понял, скверным человеком и бросил ее вскоре после свадьбы. После этого она вернула себе девичью фамилию. Девочка была отдана на воспитание в Институт де Мари в Квебеке и выросла там. Мари Моризо, или Леман, покинула Квебек через какое-то время — я думаю, с мужчиной — и уехала во Францию. Периодически она переводила на имя девочки деньги и в конце концов прислала крупную сумму наличными, с тем чтобы их вручили Ребенку по достижении двадцати одного года. В это время Мари Моризо, или Леман, вела, без сомнения, довольно беспорядочную жизнь и решила, что будет лучше прервать какие бы то ни было личные отношения с дочерью.
— Откуда девушка узнала, что стала наследницей крупного состояния?
— Мы поместили краткие объявления в разных журналах. Похоже, один из них попался на глаза директрисе Института де Мари, и та написала или телеграфировала миссис Ричардс, находившейся тогда в Европе, но собиравшейся вот-вот возвращаться в Штаты.
— А кто такой Ричардс?
— Насколько я понял, он американец или канадец из Детройта, по профессии — специалист по изготовлению хирургических инструментов.
— Он не приехал вместе с женой?
— Нет, он до сих пор в Америке.
— Может ли миссис Ричардс пролить хоть какой-нибудь свет на возможные причины убийства матери?
Нотариус покачал головой:
— Девушка ничего о ней не знает. По сути дела, она не помнила даже девичью фамилию матери, хотя директриса и упоминала ее когда-то.
— Похоже, — сказал Фурнье, — что ее появление на сцене не окажет нам никакой помощи в раскрытии убийства. Да я на это, позвольте заметить, никогда и не рассчитывал. Передо мной в настоящее время стоит совсем другая задача. Благодаря моим исследованиям круг подозреваемых сузился до трех человек.
— Четырех, — сказал Пуаро.
— Вы полагаете, четырех?
— Нет, это не я полагаю, просто в соответствии с теорией, которую вы предложили моему вниманию, вы не можете ограничиться только тремя. — Он неожиданно резко взмахнул рукой. — Два мундштука, курдские трубки и флейта. Не забывайте о флейте, друг мой.
Фурнье издал изумленное восклицание, но в этот момент дверь открылась и пожилой клерк прошамкал:
— Леди вернулась.