— Нет, нет, вы меня неправильно поняли, — поспешил прервать его Пуаро, опасаясь, что мсье Дюпон опять оторвется от реальности, — речь идет о моей секретарше, той очаровательной молодой девушке, которую вы видели сегодня, — не могла бы она поехать с вами в экспедицию?
Мсье Дюпон, казалось, был озадачен.
— Ну, — проговорил он, пощипывая ус, — вероятно, можно как-нибудь это устроить. Я должен посоветоваться с сыном. Нас должны сопровождать мой племянник и его жена. Это должно было быть нечто вроде семейной экспедиции. Однако я поговорю с Жаном…
— Мадемуазель Грей страстно интересуется керамикой. Она просто очарована древностью. Это мечта ее жизни — заниматься раскопками. К тому же она просто восхитительно штопает носки и пришивает пуговицы.
— Весьма полезное умение.
— Разве нет? А теперь, позвольте-ка, вы, кажется, рассказывали что-то о керамике Сузы?
Счастливый мсье Дюпон вернулся к своей весьма оригинальной теории, касающейся Сузы I и Сузы II.
Когда Пуаро возвратился в отель, он увидел, как Джейн прощается в холле с Жаном Дюпоном.
Когда они поднимались в лифте, Пуаро сказал:
— Я нашел для вас очень интересную работу. Весной вы поедете вместе с Дюпонами в Персию.
Джейн с изумлением уставилась на него:
— Вы сошли с ума?
— Когда вам сделают такое предложение, вы примете его со всеми возможными проявлениями восторга.
— Но в Персию-то я уж никак не собираюсь. Весной я буду в Масвелл-Хилле или в Новой Зеландии с Норманом.
Пуаро взглянул на нее, и глаза у него блеснули.
— Дитя мое, — спокойно сказал он, — до марта еще несколько месяцев. Изобразить восторг еще не значит купить билет. Я тоже пообещал им крупное пожертвование, но ведь чек же я не подписал! Кстати, я вам принесу завтра утром справочник по доисторической керамике Ближнего Востока. Я сказал им, что вы страстно этим интересуетесь.
Джейн вздохнула:
— Да, похоже, должность вашего секретаря отнюдь не синекура… Что-нибудь еще?
— Да. Я сказал, что вы в совершенстве владеете искусством пришивать пуговицы и штопать носки.
— Это я тоже должна завтра продемонстрировать?
— Я думаю, было бы неплохо, — сказал Пуаро, — если бы они поверили мне на слово!
Глава XXIII
АННА МОРИЗО
На следующее утро в половине одиннадцатого меланхоличный мсье Фурнье вошел в номер Пуаро и сердечно пожал руку маленькому бельгийцу.
Он был необычайно оживлен.
— Мсье, — сказал он, — я должен кое-что вам сообщить. Думаю, я наконец догадался, что вы имели в виду, когда говорили в Лондоне о найденной духовой трубке.
— Ага! — Лицо Пуаро просияло.
— Да, — сказал Фурнье, усаживаясь на стул. — Я долго думал над тем, что вы говорили. Вновь и вновь я повторял себе:
Пуаро внимательно слушал его, но ничего не говорил.
— В тот день в Лондоне вы спросили: «
— Браво! — воскликнул Пуаро.
— Значит, и вы тоже так считали? Ну ладно, я так подумал, а после этого сделал еще один шаг. Я спросил себя: «
— Браво! Браво! Я рассуждал точно так же.
— Я сказал себе: отравленный шип — это да, но не духовая трубка. Значит, что-то другое было использовано для того, чтобы выстрелить этим шипом, — что-нибудь такое, что мужчина или женщина может поднести к губам совершенно естественно, не привлекая чужого внимания. И я вспомнил, что вы настаивали на составлении полного списка всего обнаруженного в багаже пассажиров и у них самих. Две вещи особо привлекли мое внимание — у леди Хорбери было два мундштука, и на столике перед Дюпонами лежали курдские трубки.
Мсье Фурнье умолк и посмотрел на Пуаро. Тот никак не реагировал.
— Любой из этих предметов можно было совершенно естественно поднести к губам, и никто не обратил бы на это внимания… Я прав, не так ли?
Пуаро помедлил, затем сказал:
— Вы на верном пути, да, но нужно пройти чуть-чуть дальше. И не забывайте об осе.
— Осе? — Фурнье посмотрел на него с изумлением. — Нет, тут я не могу уловить вашу мысль. Я не понимаю, какое отношение к этому имеет оса.
— Не понимаете? Но это как раз то, что я… Его прервал телефонный звонок.
Пуаро взял трубку:
— Алло, алло. А-а, доброе утро. Да, это я, Эркюль Пуаро. — Повернувшись к Фурнье, он пояснил: — Это Тибо…