Пуаро направился ему навстречу, а Фурнье повернул назад и поспешил скрыться до того, как Брайант успел его увидеть.
— Доктор Брайант! — с поклоном приветствовал его Пуаро.
— Мсье Пуаро!
Они обменялись рукопожатием. Женщина, стоявшая рядом с Брайантом, пошла к лифту. Пуаро лишь мельком глянул ей вслед.
Затем он сказал:
— Ну что, monsieur le docteur[43], придется вашим пациентам обойтись какое-то время без вас?
Доктор Брайант улыбнулся своей милой грустной улыбкой, так хорошо знакомой его собеседнику. Он выглядел усталым, но, как ни странно, совершенно умиротворенным.
— У меня больше нет пациентов, — сказал он. Затем, направляясь к столику, он спросил:
— Бокал шерри, мсье Пуаро, или, может быть, аперитив?
— Благодарю вас.
Они сели, и доктор отдал распоряжение официанту. Потом он медленно проговорил:
— Да, у меня больше нет пациентов. Я оставил практику.
— Довольно неожиданное решение…
— Не такое уж и неожиданное.
Он умолк, пережидая, пока официант поставит перед ними напитки. Затем, поднимая бокал, он сказал:
— Это решение было неизбежным. Я добровольно оставил свое дело, пока мне не запретили практиковать. — Он продолжал говорить мягким негромким голосом. — У каждого, мсье Пуаро, в жизни бывает такой момент, когда стоишь на распутье и нужно принимать решение. Я необычайно увлечен своей профессией — жаль, просто ужасно жаль оставлять ее. Но обстоятельства так у меня сложились, что… В этом, собственно, и заключается счастье обычной человеческой жизни.
Пуаро слушал его не перебивая.
— Есть одна леди… моя пациентка. Я страстно ее люблю. Она замужем, и муж — причина ее нескончаемых страданий. Он наркоман. Если бы вы были врачом, вы поняли бы, что это значит. У нее не было своих средств, и она не могла уйти от него… Какое-то время я колебался, но теперь я принял решение. Мы с ней вместе отправляемся в Кению, чтобы начать новую жизнь. Я надеюсь, что в конце концов и на ее долю, быть может, достанется немного счастья. Она так страдала…
Он снова умолк. Затем, несколько оживившись, сказал:
— Я ничего от вас не скрываю, мсье Пуаро, потому что скоро это все равно станет широко известно, и чем раньше вы узнаете, тем лучше.
— Вы правы, — сказал Пуаро. Помолчав, он спросил: — Я вижу, вы берете с собой флейту?
Доктор Брайант улыбнулся:
— Моя флейта, мсье Пуаро, это мой самый верный друг… Я могу потерять все, но музыка останется.
Его рука любовно погладила футляр, затем он с поклоном встал.
Пуаро тоже поднялся.
— Желаю вам самого наилучшего, monsieur lе docteur, а также мадам, — сказал Пуаро.
Когда Фурнье снова подошел к своему приятелю, Пуаро у стойки заказывал телефонный разговор с Квебеком.
Глава XXIV
СЛОМАННЫЙ НОГОТЬ
— Зачем вы собираетесь туда звонить? — воскликнул Фурнье. — Ваши мысли все еще заняты этой девушкой-наследницей? Определенно, это стало у вас своего рода idee fixe[44].
— Отнюдь нет, — сказал Пуаро. — Но всегда нужно действовать по порядку и методично. Следует закончить с предыдущим делом, перед тем как переходить к следующему.
Он оглянулся:
— А вот и мадемуазель Джейн. Давайте представим, что вам вдруг захотелось немного приударить за ней. А я присоединюсь к вам, как только освобожусь.
Фурнье не стал спорить, и они с Джейн прошли в ресторан.
— Ну как? — спросила Джейн с любопытством. — Что она собой представляет?
— Немного выше среднего роста, темноволосая, кожа смуглая, подбородок острый…
— Вы словно записываете данные в паспорт, — сказала Джейн. — Вот в моем паспорте указаны, мне кажется, просто оскорбительные приметы. Там все сплошь среднее и обыкновенное. Нос — средний, рот — обыкновенный. Каким, по их мнению, вообще может быть рот? Лоб — обыкновенный, подбородок — обыкновенный.
— Зато глаза необыкновенные, — сказал Фурнье.
— И даже глаза у меня серые, не слишком-то привлекательный цвет.
— А кто вам сказал, мадемуазель, что это непривлекательный цвет? — спросил француз, наклонившись в ее сторону.
Джейн рассмеялась.
— Вы просто великолепно говорите по-английски, — сказала она. — Расскажите мне подробнее об Анне Моризо — она хорошенькая?
— Assez bien[45], — осторожно ответил Фурнье. — К тому же она не Анна Моризо. Она Анна Ричардс. Она замужем.
— Ее муж тоже был здесь?
— Нет.
— Странно. А почему?
— Потому что он где-то в Канаде или в Америке.
Он рассказал ей о некоторых обстоятельствах биографии Анны. Как раз в тот момент, когда он заканчивал свой рассказ, к ним подошел Пуаро.
Он выглядел несколько удрученным.
— Ну как, mon cher? — спросил Фурнье.
— Я разговаривал с самой директрисой — матерью Анжеликой. Вы знаете, это так романтично — трансатлантические переговоры. Запросто разговаривать с человеком, который находится на другой стороне земного шара.
— Фотография, переданная по телеграфу, — это тоже весьма романтично. Наука — это сплошная романтика. И что вы узнали?