Александр придумал, как проникнуть в Новгород: одна часть стены стояла на песчаном грунте, и можно было легко устроить подкоп. Но, выстроив дружину и взглянув в настороженные, задумчивые глаза ратников, он опечалился. Дружинники воевать не хотели. И с таким настроением они дай-ка потерпят ещё поражение. Вот уж хлебнёт он позора!
— Сходи к новгородцам, — проговорил Шешуне на четвёртый день князь. — Скажи, что я сохраню жизнь Ананию, если новгородцы изберут себе другого посадника.
Шешуня уже от себя добавил, что князь хотел бы видеть посадником Михалку. Бояре, напуганные тем, что Александр сядет в долгую осаду, перекроет все торговые пути, измором заставит их подчиниться, согласились и на это, а Ананий с радостью отказался от посадской шапки.
Возвратив на трон Василия, Александр поспешил домой, ибо жена благополучно разродилась дочерью, которую князь назвал Евдокией. Он ожидал сына и даже расстроился.
— Я ещё рожу тебе сына, — прижимая его руку к своей щеке, прошептала она. — И он будет достоин тебя.
— Да, всё так и будет!
Её большие, с затаённой душевной тоской глаза, её нежность точно облаком накрывали князя, и он даже забросил охоту, проводя иногда по целому дню с женой, чего раньше никогда не наблюдалось.
— Меня будто пришили к бабьему подолу! — усмехаясь, удивлялся он сам себе. — Вот уж оказия, так оказия!
Но не прошло и трёх месяцев, как из Новгорода прискакал встревоженный гонец. Шведы, финны и немцы вторглись в пределы новгородские, но сжигать и сметать грады да поселения не стали, а начали строить на берегах Нарвы свою крепость, словно бросая русичам вызов. Александр, вспомнив о брате Андрее, поступившем на службу к Биргеру, помчался в Новгород, взяв с собой и митрополита Кирилла. Шведов наверняка подбил Андрей, и великому князю не терпелось с ним свидеться в честном бою, дабы тот не позорил их род.
Однако иноземцы, узнав о приближении великого князя, бросили недостроенную стену с домами и ушли. Дружина повеселела: опасность миновала, и можно возвращаться домой. Но Александр двинулся дальше, дошёл до Копорья, пограничной крепости. За ней простирались земли литов и финнов.
— Зачем мы сюда пришли? — недоумевая, спросил митрополит Кирилл. — Коли нет ворога, можно и вернуться.
— С чем возвращаться? — не понял Александр. — Они над нами посмеялись, а мы, утеревшись да несолоно хлебавши, им в том потворствовать будем? Завтра им снова вздумается на наших землях поплотничать. И послезавтра. А мы так и станем за ними с лаем, как псы, носиться да отгонять? Нет уж!
Князь с такой суровостью взглянул на святого отца, что тот присмирел.
— Что ж теперь делать, коли они испугались да ушли, — развёл руками Кирилл.
— Я пойду сам на шведов! — ответил князь. — Вы, отче, благословите нас и отправляйтесь домой, а я не дам посмеяться над собой и закажу впредь всяким инородцам и на край нашей землицы захаживать.
— Но сначала надо пройти северные просторы финнов! — изумился митрополит. — Начинается зима, княже, и не все выдержат столь трудный поход.
— Что ж, я возьму только тех, кто согласится.
Назавтра Ярославич выстроил дружину и объявил о своих намерениях.
— Пусть выйдут те, кто хочет уйти домой вместе с митрополитом?
Таковых из двух тысяч набралось около сотни. Они стояли, понурив головы, не смея смотреть князю в глаза.
— Для вас набралась хорошая охрана, святой отец, — усмехнулся Александр.
Через два дня дружина вышла вперёд. От сильных морозов лопалась и отмерзала кожа на щеках, не выдерживали лютого холода даже кони, и с этим противником бороться было труднее всего. Зато финны, завидев русских, которые сваливались им, как снег на голову, цепенели от страха и молили о пощаде. Александр приказал убивать лишь тех, кто участвовал в недавнем походе на Русь, и всех шведов, ибо последние владычествовали на финских землях. Остальных забирали в плен. Через два месяца Александр подошёл к шведским рубежам.
— Мы потеряли триста воинов, половина страдает сильными обморожениями, надо возвращаться, — посоветовал Шешуня. — Я понимаю, что тебя мучает, княже, но боюсь, нашим ребятам свейское поле не одолеть!
Александр задумался: «Может быть, сам Господь не хочет, чтоб я стал Каином, потому не пускает меня туда, где я найду брата своего и пролью его кровь».
— Мы возвращаемся, — сказал Ярославич.
Не успел он вернуться во Владимир, как прилетел гонец из Орды: Батый умер, Сартак неожиданно погиб. Новым ханом стал его дядя Берке. Великому князю указывалось немедленно прибыть в Сарай.
— Садись, поедем, князь, — крутясь на своём низкорослом коньке, уныло повторял монгольский вестник. — Моя хана просил как можно скорее!
— Я могу умыться после похода? На жену, дочь взглянуть, или нельзя? — усмехнулся Александр.
— Один взгляд на бабу можно, а миться зачем? Опять пиль, дорога, опять грязным будешь, — развеселился гонец. — Едем, князь!
Берке в Сарае не оказалось. Да он и не поджидал Александра, назначив главным наместником на Русь сорокалетнего Улавчия, улыбчивого, жёсткого и умного советника.