Смерть во спасение

   — Мчался за лисой, конь провалился в яму, хана отбросило, и он ударился головой о камень, — ответил бухарец.

   — Судьба, — вздохнул Александр. — Жаль, мне нравился Сартак. А Берке толковый правитель?

   — Он умён, вспыльчив, но его можно убедить. А вы умеете это делать, великий князь. Только не переходите черту. Хан коварен и обид не прощает. Не спешите, не старайтесь отвоевать всё сразу. Вершок за вершком... Научитесь торговать лестью, здесь её любят, а Берке особенно.

   — Я не умею, — сокрушённо вздохнул Ярославич.

   — Куда ж деваться! Не за себя хлопочете, за народ, тут и самолюбием поступиться можно.

Ахмат умолк. Русич встал, поклонился и хотел уже уходить, когда оракул жестом остановил его.

   — Через три года в эту же пору твоя жена, князь, должна зачать сына. Она этого хочет. Он начнёт от тебя род, который будет единовластно править Русью, — загадочно прошептал провидец и, помедлив, оглянувшись на полог юрты, добавил: — И прогонит татар. Не пропусти этот день!

Александр не мог вымолвить ни слова, столь неожиданными и невероятными показались ему эти слова. Он открыл было рот, чтобы поподробнее расспросить звездочёта, но тот бросил на князя предостерегающий взгляд и приложил палец к губам, призывая к молчанию.

   — И не стоит ни с кем говорить об этом, — осторожно добавил Ахмат.

Через час примчался Берке, взбешённый тем, что его оторвали от охоты.

   — Могу лишь сказать, что ничего из сказанного моим слугой Улавчием я менять не намерен и не буду.

   — Я хочу, чтоб все внутренние трения да щербины — как жить, кого миловать, где возводить грады и починки, как управлять, и все внешние — с кем браниться да с кем сходиться, решали только мы, а вы в них не входили! — взволнованный вестью звездочёта, заявил с ходу Александр. — С твоим советником, хан, мы сие не толковали.

Улавчий согласился еле заметным кивком.

   — Хорошо, пусть будет так, — подумав, ответил хан.

   — И я хочу Новгород оберечь от дани.

Улавчий отрицательно качнул головой.

   — Нет! — отрезал Берке и жёстко повторил. — Нет!

   — Хорошо. Здесь в Орде я случайно обнаружил много пленных из моих городов. Я хотел бы их выкупить!

   — Всех? — загорелся хан.

Ярославич кивнул. Берке удивлённо переглянулся с советником, и Александр тотчас разгадал этот перегляд: в их головах, верно, уже проносилась та немыслимая цена, каковую можно будет заполучить за не одну тысячу пленников, и степняки в сей миг лишь недоумевали, откуда у бедных и разграбленных русичей сохранилось столько золота и серебра.

   — По возможности всех... Кое-кого в обмен. У нас есть литовцы, немцы...

   — Нет! — почуяв, что серебро уплывает из его загребущих рук, вздыбился хан. — Злато, пушнина, тогда я не против. Договоритесь с Улавчием о цене, тут препятствий не будет.

Он стремительно вышел из шатра, оставив князя наедине со своим советником.

   — Ну что, браниться будем или миром разойдёмся? — не скрывая своего презрения и обиды, промолвил Улавчий.

   — Попробуем...

Советник недоумённо изогнул брови, не понимая, что имел в виду князь.

   — Попробуем не браниться.

Александр всю обратную дорогу размышлял над странным пророчеством Ахмата, веря и в то же время не веря его словам. Не понимал он и другого: нежданной заботы, проявленной к нему оракулом. Это внушало тревогу. Но вскоре княжеские дела заставили Ярославича позабыть обо всём. Нагрянули ордынские переписцы, исполняющие волю хана и Улавчия. Во Владимире, Суздале, Переяславле, Москве, Муроме и других срединных городах перепись прошла без ссор и брани. Многие прятали третьих сынов, вдовые быстро женились, лишь бы не отправляться в Орду. Дружинники князя тут сработали скоро, сумев оповестить всех. А те, кто не успел обзавестись семьёй да нищие, попрятались на время в лесу. Пока составлялись списки, князь решил пленных не выкупать, чтобы потом спрятать их от ордынцев.

«Околицей прямо не ездят, — посмеивался лапотный люд, объегоривая писцов да ясачных сборщиков, — а гумна — не столбовая дорога!»

   — Зря ты себе в Орде душу рвал с этим Улавчием, — успокаивал князя Шешуня. — Наш народ сам себя защитить горазд. Не можем в поле, так надуем вволю! Только б новгородская вольница наша не заартачилась.

Князь сам поехал в Новгород, сопровождая татарских переписцев, надеясь, что его появление остудит горячие головы. Однако первая же встреча с сыном переросла в брань.

   — Мы все ждали, что ты отстоишь честь святой русской вольности, отстоишь Новгород, а ты предал нас всех, привёз оковы да тюремщиков! — истерично кричал Василий в лицо отцу, науськанный советниками да дядьками.

   — Помолчи, коли большего ума бог не дал! — побагровев, оборвал сына князь.

   — А ты мне рот, как другим, не заткнёшь! Я и княжить здесь больше не хочу! Сам обнимайся да зад лижи иноверцам. А я уеду! — бросил он отцу и выскочил из горницы.

У великого князя даже свет померк в глазах. Шешуня легко сжал его руку, пытаясь удержать Александра от вспышки гнева. Тот оглядел советников да дядьёв, пристыженно стоявших в горнице, и проговорил:

   — Всех этих горе-советников в узилище. И сына тоже!