Смерть знает твое имя

Давно собиралась написать тебе письмо, но все никак не решалась. Ты, наверное, каждый день кучу таких писем получаешь! Ты вообще в курсе, сколько девчонок по тебе сохнет? Даже и не знаю, как это я наконец смелости набралась! Сегодня утром посмотрелась в зеркало – обычная школьница, ничего выдающегося. Можно ли надеяться, что ты обратишь на меня внимание? Мы уже столько лет в одной школе учимся, и из класса в класс нас вместе переводят, а ты ни разу даже в мою сторону не посмотрел. Иногда мне кажется, что ты вообще никого не замечаешь и смотришь на что-то, что видно только тебе одному. Может быть такое, что у особенных людей и зрение – особенное? Прости! Сама не знаю, что говорю.

Я не стану подписывать это письмо своим настоящим именем. Подпишусь «Кики», как гася-автомат с любовными письмами – видел такой? Стоит на станции Синдзюку. Только это письмо не из автомата, а самое настоящее, с моими самыми настоящими чувствами. Если догадаешься, от кого оно, то пойдем на свидание? А если не захочешь, просто сделай вид, что не догадался, ладно? Только не выбрасывай мое письмо в мусор и не сжигай его. Помнишь историю того красавчика-самурая, который сжег любовные письма от женщин? Дым от сожженных писем окутал его и превратил в демона. Ты же не хочешь повторить его судьбу? [123]（笑：）[124]»

В ладонь ему ткнулось что-то теплое, и он вздрогнул от неожиданности. Сегодня утром мама приготовила ему в школу бэнто с куриными котлетами, рисом на пару и консервированным тофу коя-дофу, отваренном в рыбном бульоне даси. Куриные котлеты идеальной овальной формы получились пресными, а нарезанный на аккуратные кубики тофу – слишком соленым, и Норито съел только половину обеда. Спеша в фотолабораторию, он, по-видимому, забыл бэнто-бако[125] в сумке, и бродячая собака почуяла куриную котлету.

– Эй, привет, ван-ван! Ты что, голодный?

Большая, похожая на овчарку собака со стоявшими торчком треугольными ушами и длинной белой шерстью опустила голову, как будто отвечая ему, и дружелюбно помахала мокрым хвостом, на котором висели прилипшие травинки. Норито отступил на пару шагов и, сунув руку в сумку, вытащил из нее коробочку с бэнто.

– Хочешь куриную котлету? Это моя мама приготовила.

Собака снова опустила голову и неуверенно шагнула к нему. На ее шерсти искрились капельки влаги. Норито обернулся, бросив взгляд в сторону погруженного в темноту парка. Они стояли на освещенном тротуаре на некотором расстоянии от закрытого на ночь входа через «ворота Харадзюку», через которые днем проходили сотни людей.

– Пойдем со мной, ван-ван. – Он сделал несколько шагов в сторону парка.

Собака продолжала стоять на месте, изредка взмахивая похожим на пушистую метелку хвостом.

– Ну, в чем же дело? Или ты не хочешь есть? – Он встряхнул коробочку в надежде, что запах еды пересилит в собаке ее недоверчивость.

Та действительно потянула носом и даже тихо гавкнула, выпрашивая у него подачку.

– Э-э, нет, так не пойдет. Ты что, хочешь, чтобы я кормил тебя прямо на улице? Какой ты невоспитанный, ван-ван. Сразу видно, что бездомный. Пойдем лучше в парк. Ну же, идем, ойдэ, ойдэ…[126] – Он еще немного прошел, то и дело оборачиваясь на собаку.

Пес сначала присел, так что Норито разочарованно подумал, что он так за ним и не пойдет, но через мгновение поднялся, сошел с тротуара и потрусил по влажной траве.

Районы Синдзюку и Сибуя – это, считай, самый центр Токио, но здесь достаточно отойти в сторону от станций и деловых кварталов, чтобы очутиться среди дорогой малоэтажной застройки. И в провинцию или в кичащийся своими старинными кварталами Киото не нужно ехать, чтобы быть ближе к духу старой Японии.