Смертельное Таро

В спальне, тонувшей во мраке, все оставалось по-прежнему, но теперь в этом нерушимом спокойствии она казалась почти что чужой. Будто комната принадлежала Хелене когда‑то давно, десятки лет назад, а потом стояла заброшенной. Вещи, что не сдвигались ни на дюйм за все это время, постепенно ветшали – теперь в каждой складке на простыне, в разбросанных шахматных фигурах и покрытых пылью флаконах с парфюмом чувствовалось запущение.

«Как если бы я умерла, а отец побоялся бы трогать здесь что‑нибудь», – подумалось девушке с легкой свербящей болью в груди. Мадемуазель де Фредёр быстро представила сцену собственных похорон, и к горлу подступили слезы.

– Но… этого просто не могло произойти, – едва слышно прошептала Хелена в попытке уверить саму себя, – у меня просто видения, я точно просто-напросто сплю.

С тревогой девушка вновь проверила замок. Осознание, насколько происходящее абсурдно, захлестывало ее. Апатия и ощущение бессилия сменялись хаотичным желанием выпрыгнуть прямо в окно, лишь бы скорее выбраться из ставшего небезопасным дома.

Хелена потянула на себя створки одного из окон, стараясь при этом не разбить треснутого ранее стекла. С чувством внезапного облегчения она головой вниз перевесилась через подоконник и сделала несколько глубоких вдохов.

От влажного ночного воздуха по горлу и груди девушки разлилась приятная свежесть. Разросшийся, укутанный мраком сад величественно молчал, словно в память о покойной хозяйке.

Прищурившись, Хелена всматривалась в череду деревьев, что сходилась на горизонте единым черным пятном. Пришло осознание, что перед ней – тот перелесок, мимо которого они проезжали несколько дней назад. Порывов уединиться с природой мадемуазель де Фредёр никогда не испытывала, но теперь ее вдруг потянуло к той небольшой роще.

Захотелось пройтись по влажной траве, укрыться в дупле или ворохе прелой листвы. Чтобы ее больше никто не искал, а ночь никогда не заканчивалась.

Девушка чувствовала себя изможденной. Внезапно все недавние кутежи, знакомства и распри с родней стали ощущаться как бремя. Хелене захотелось уйти, бесконечно долго брести по ночной поросли. Девушку куда‑то влекло, но куда и зачем – оставалось неясным.

За спиной мадемуазель де Фредёр часы с дребезжаньем пробили полночь, и в груди Хелены все болезненно сжалось. Удар за ударом она прослушала молча, не обернувшись и даже не вздрогнув. Девушка в последний раз насладилась стоящим в саду склепным молчанием, теперь ставшим особенно далеким. А затем захлопнула створки.

Момент был упущен. Жизнь продолжалась и ломилась в спальню вместе с боем часов.

Хелене теперь восемнадцать.

Аркан XIII

Пласид по жизни бежал с горящим в ладонях пламенем, не останавливаясь, даже когда от жара слезились глаза и лопалась кожа. Стоило на миг замереть – огонь гас. Месье де Фредёр об этом прекрасно знал.

Ему казалось, так будет легче. Будто в вечном движении он станет жить, забыв о незаживающей ране в груди, не изнывая от боли. Однако каждое утро Пласид встречал в холодном поту.

С детства его учили верить в чудеса: в исполнение желаний, что были загаданы на звездопад; в ангелов-хранителей, оберегающих души крещеных. Его всегда убеждали: Бога не обязательно видеть – его существование нужно чувствовать. Пласид пытался и сам убедить себя в этом.

И пока не скончалась его супруга, получалось довольно неплохо. Элизабет была живым воплощением веры – мечтательная, почти что блаженная, она любила говорить о судьбоносной природе их встречи. Об их любовном союзе, что заключили еще до рождения в райском саду. Подобные речи, что вечерами сплетались с лиственным шорохом, казались Пласиду убедительными. «Быть может, – думалось ему, когда к его лицу прижималась щека жены, – это счастье и правда кем‑то ниспослано. Сложно представить, чтобы такая любовь была простым совпадением».

Но мысли эти давались ему тяжело. Вопреки убеждениям родни и супруги, в судьбу он не верил, не полагался на абстрактные «высшие силы» и ничего у них не просил. Старался всегда поступать по чести; карьеру построил полностью сам, работая на износ. Месье де Фредёр полагал – случись в его жизни что‑то ужасное, то он сразу всем сердцем уверует. Его поступки, пусть не подкрепленные религиозной идеей, были в сути своей благородны, только вот…

«Когда уже приедет врач? Его ждут больше часа!»

Гроза в тот вечер бушевала столь сильно, что из щелей под оконными рамами струилась вода. Первый этаж быстро промерз и наполнился запахом сырости, что, однако, никто не заметил. Люди постоянно хлопали дверью, ожидая приезда врача.

«У мадам сильное кровотечение! Что с врачом? Прошло уже столько времени!»

Вжавшись всем телом в кресло, Пласид рвано дышал и слушал стук льдинок о крышу. Семнадцатое августа того года многим запомнилось сильнейшим ночным градом, побившим в домах стекла и попортившим на многих полях урожай. Но для месье де Фредёра это был день, когда он лишился и веры, и главной любви своей жизни.