Башмаки проваливались в грязь. Свободной рукой он подергал замок – тот совсем заржавел. Оттуда, из прохода, доносился гул, как будто от работающих жерновов мельницы. Федя поставил фонарь у ног, прямо в грязь, достал из кармана сапожный молоток и начал бить. Глухой стук понесся по воде, ржавчина осыпалась мелким крошевом, но проклятый замок не поддавался. Надо было украсть у старика еще и топор… Денег хватило только на поездку по реке. А кроме шапки менять Федору было нечего. Молодой человек бил и бил, от досады сжимая зубы. Наконец в замке что-то треснуло, и он свалился в воду. Чуть не плача от радости, Федя бросил молоток, с трудом отодвинул решетку, схватил фонарь и протиснулся внутрь.
Свет проникал сюда совсем слабый – через решетку и ветви ив. Федя увидел небольшую каменную тропу вдоль потока. И выступ со следами воска. Он поставил на выступ фонарь, открыл стеклянную дверцу, положил кусочек сухого трута, а потом долго высекал огнивом искры, используя вместо кресала обратную загнутую сторону молотка. Наконец трут начал тлеть, а потом лампа загорелась ровным масляным светом. Закрыв дверцу, он осторожно двинулся вперед. Узкая каменная дорожка вела вдоль потока воды. Воздух был наполнен сыростью, пах речным илом и мокрым камнем. Но высокий свод прохода позволял идти прямо, не опуская головы. Молодой человек шел осторожно, вытянув руку с фонарем. Наконец стены разошлись. Федя остановился – свет фонаря освещал недалеко: справа по-прежнему оставался канал, гул жерновов стал громче, но стена слева исчезла – невозможно было определить, в какое помещение он попал, какой величины. Однако, судя по гулу, эта рукотворная пещера была очень большой.
– Куда ж теперь? – спросил Федя вслух.
Можно было продолжать идти вдоль канала или повернуть влево, чтобы отыскать стену и попытаться обойти темный гудящий зал по периметру. Он выбрал первый вариант и пошел вперед, держась канала. Но не прошел и нескольких шагов, как справа вдалеке вдруг что-то ухнуло, загремело, пол задрожал. От неожиданности Федя метнулся назад и в сторону, но тут же так больно ударился спиной и затылком, что чуть не потерял сознание. Он выронил лампу – и она погасла, упав на землю. Федя оказался в полной тьме.
– Черт! – крикнул он в отчаянии, падая на колени и шаря по грязному мокрому полу руками. Стало страшно – тьма накрыла его физически, он вдруг понял, что находится под землей, в каменном мешке. Однако грохот, испугавший его, внезапно стих. Только продолжал гудеть невидимый огромный жернов.
– Спокойно, – прошептал Федя и поморщился от боли в ушибленном затылке, страх постепенно отступил – ведь он находился совсем недалеко от канала и вполне мог найти его по звуку воды. А там и выбраться обратно к реке. Он тут же застыдил себя – а как же Луиза? Рука наткнулась на лампу. Он поставил ее перед собой, на ощупь открыл крышку, потом вынул из кармана огниво с кресалом и во вспышках высекаемых искр заметил, что масло не вытекло. Тут же достал кожаный мешочек с трутом, кое-как зажег лампу и снова закрыл крышку. Огонек в лампе рассеял тьму на несколько шагов вокруг, но вместо облегчения навалилась тоска – этот колеблющийся кружок света только подчеркивал окружавшую тьму.
– Ладно, – сказал Федя, – посмотрим, обо что я так приложился.
Он поднял фонарь с земли, обернулся, сделал два шага вперед и замер.
– Бог ты мой!
Он никогда не видел такого – огромный механизм, сделанный из бронзы, – сцепление шестерен, тонкий и высокий, уходящий вверх ребристый вал. И другой – горизонтальный, теряющийся где-то впереди. Федя подошел вплотную, провел грязными пальцами по вертикальному валу, поднял фонарь и увидел каменный потолок в сажени над головой. Никак нельзя было понять, что это за механизм, что он делал. Поразительно при этом, что и валы, и шестерни оказались тонкими, но, вероятно, прочными – они были собраны из бронзовых деталей наподобие рессор и скреплены скобами и проклепаны. Молодой человек зачарованно обошел вокруг, потом вернулся обратно, чтобы не отдаляться от центрального потока. И решил двинуться вдоль горизонтального вала – его положение, шестеренка, которой он заканчивался, предполагали, что этот вал – приводной, что от него механизм получает вращение. И если идти вдоль него, можно прийти к другой машине, которая заставляет этот приводной вал вращаться. Федя шел медленно, не отрывая пальцев от ребристой поверхности. Скоро вся одежда пропиталась влагой, волосы слиплись, но он не обращал на это внимания. Сколько же лет этому механизму? Бронза не ржавеет – она может простоять даже в такой влажности хоть двадцать лет, хоть все сто! И один ли он здесь? Разве давешний грохот не результат работы подобной же машины?