Немцев мы когда поднимали и сдавали их немцам, у них есть регламент очень четкий. Мы нашли два с половиной человека — их останки на поле боя, а они записали, что здесь два человека. То есть они погибли на поле боя, и их или корни, или звери растащили, они не были похоронены вообще — их природа похоронили. Один из них был идентифицирован как пропавший без вести, потому что у него был зольцбух — военный билет, удостоверение личности, и был ломаный медальон. А у нас до последних пор это не было обязательным — хотя я уже не знаю, что теперь в армии делается. А в немецкой армии за отсутствие медальона грозила тюрьма. Опять же, у нас общество было крестьянское и суеверное, как в целом и сейчас. И вот я ветеранов еще застал, спрашивал их — говорили, что да, медальоны не заполняли, потому были уверены, что ты тем самым смерть себе подписываешь. Это же тоже вера в сверхъестественные силы. Плохая была примета подписать свой медальон. Поэтому такой процент ничтожный тех, кого мы опознаем. Эти медальоны быстро отменили, в 42-м году, но Ржев, где мы по большей части работали, попал как раз под отмену медальонов, но какой-то процент их оставался все равно, еще люди подписывали ложки, котелки. Причем есть все-таки здоровое зерно во всем этом.
Если яма зафиксирована в ОБД, то если время было, война позволяла, солдаты же хоронили своих, в воронки стаскивали. И если это то же подразделение хоронило своих, то они примерно понимали, кто тут лежит, и делали поголовный список. И если на яму находишь один медальон — потом есть большой шанс найти эту яму в архиве, и по таким сведениям можно восстановить всех, кто в ней лежит. Но это захоронения военного периода — как правило, воронки, в которые солдат стаскивали с оружием, не раздевали, скидывали и все. Часто идешь по лесу и проходишь мимо, потому что это воронка, это не захоронение. Просто многие говорят, что это могила, но нет.
Когда-то у нас работал сайт, социальный ресурс, на котором люди интересовались судьбой тех, кто без вести пропал. Я даже могу статистику с этого сайта показать: естественно, активность все 9 мая проявляют. Запросы только 9 мая были в основном. По факту мы просто даем советы, у нас в шапке даже написано, что мы лишь помощники, мы не являемся людьми, которые сделают за вас всю работу. Если хотите узнать, где родственник погиб — нужно проделать огромную работу и самому. Но таких очень мало — людей, которые интересуются искренне, а не потому что 9 мая. Тем, кто хочет искренне, — конечно, я даю сведения. Человек может быть официально без вести пропавшим, но потом выясняется, что он все-таки зафиксирован в какой-то яме санитарной. Санитарная она не в том плане, что госпитальная, а именно когда после боя тела в одно место стянули и в яму скинули. И люди сразу просят: покажите на карте, где эта яма, мы туда поедем. Приходится объяснять: «Ребята, куда вы поедете, там просто поле, вы ничего там не увидите. Эту яму еще нужно найти, и найти именно щупом, иначе — без вариантов». У нас это на уровне диванного, бытового фашизма, когда говорят, что мы, конечно, не фашисты, но вообще-то чурки достали. Я так не считаю, потому что много работаю со Средней Азией: и узбеками, и таджиками. Мне они стали интересны именно после контакта личного в работе — на стройках вместе работали.
Вот из чего складывается идея найти своего родственничка в архивах: именно искреннее желание (а не забытый полк, потому что это модно на данный момент), именно внутренний позыв. Ведь многим неважно, где их потомки похоронены. Для красного словца мы готовы верещать на каждом углу о том, что наши деды победили, но каждый из нас своего деда не знает. Память поколений отсутствует. Это как раз по поводу социальной памяти: ее не будет, если каждый из людей своего родственника не найдет. У нас никогда не будет потребности, чтобы нас самих хоронили не в общих могилах, а по раздельности. Мы опять возвращаемся к ценности человеческой жизни, к тому, что такое личность. Если меня, как потомка солдата, по-честному не интересует, где он лежит, то и о том, что такое война, мы не можем знать. Понимание войны идет как раз через личность, не через статистику. Статистика — она мертвая, это цифры. Но если взять все войны ближайшие — Чечня, например — то и там солдаты стремились о себе сообщить, писали свои имена на личных вещах, на ложках. Любая война ничем не отличается по отношению к человеку — она делает из него обезьяну. Ты не выживешь, если ты интеллигент — другие правила работают. У Бабченко, если не ошибаюсь, есть про это зарисовка — «Круг войны».