Смертию смерть поправ

Потом он отвернулся и стал лизать пробитую заднюю, она свербила и лежала отдельно от всех, от него, от его усталости, от змей, которые собрались посмотреть, отдельно от собственной боли и недоумения. Длинная задняя лежала и имела в своей стопе дырку, и это было несправедливо, это было плохо, в дырку набились осколки горы и травинки, которые торчали букетиком, и Эдип даже съел одну или две из них, из этих странных травинок с вырванными белыми корешками в красноватой земле. Потом к ноге подползла одна старая змея и приложила к дырке какую-то травку, сделала она это очень осторожно и умело, а потом обернулась несколько раз бинтом, чтобы трава не опала, не потерялась. Вероятно, Эдип был совсем маленьким малышом, потому что даже и в этот раз, когда змея обняла его, он не умер от страха, а скорее даже обрадовался, что вот кто-то позаботился о его ноге, что-то с ней сделал, сделал уверенно и просто, и болеть уже сейчас стало меньше.

Он лизнул несколько раз змею, он сделал это просто и хорошо, он ПРИКОСНУЛСЯ к ней, как много раз касался запаха, откуда шло молоко и тепло, и смелость иного, возле которого он лежал, пока не знал ходьбы и равновесия; он не юлил, не искал слабости, он тронул языком существо, которое сделало ему легче, тронул, как благодарность, и не более.

Змеи удивлялись ему.

А когда немного погодя, пока менялась травка в дырке, он стал на свои длинные задние и поднял опять передние к носу, двигая их сжатыми вперед к собеседнику, молодые змейки стали тоже вставать деревцем вверх, держась лишь на кончике хвоста, изгибаясь к нему головой, как он к ним своими руками. Это было удивительно печально и светло, это было хорошо, и многие змеи, старые и недвижные в песке, пришли и застыли смотреть в разных щелях и расщелинах, и птицы повисли в солнце, как звезды висят в ночах, и брызги ручьев спешили сюда и ломались, смеясь, в луче света, и ПРИКАСАЛИСЬ к Эдипу и змейкам, и студили смех стариков. А потом приползла та старая змея, которая лечила Эдипа, и увидела, что у него из стоп опять капает красное, так лихо он отплясывал в круге, и зашипела старая, чтобы убрать безобразие, ведь больные должны лежать-не-плясать, зашипела и треснула Эдипа хвостом по заду, чтобы ложился и не дурил. Маленькие змейки от шипа притихли, Эдип от шлепка свалился в тень горы, птицы подняли вверх свой гомон, что не обидно все это, что хорошо; и шип старухи и затрещина малышу, ты бы ведь тоже дала своему по заду, если бы он больной полез из гнезда, ведь дала бы, вот и старуха также, она не обижала его, вовсе нет, это нам всем ясно, она как мать имеет право дать ему хорошенько, раз он такой несмышленый и неслух, умора, как он двигал ножками и как те вертелись перед ним, но и мы хороши, смеялись, а у него кровь открывалась в стопах.