Смертию смерть поправ

А этот малыш, который упал сверху, быть может, тоже обиделся на своих стариков, на их шип, и ушел от них, оступился и упал вниз к нам? Как же те, которые остались без НЕГО, как же они? О, сердце, верно, разнесется по ветру, когда увидишь, как прыгают вниз от нас наши маленькие змейки, как одинокими черточками будут они пытаться соединить верх и низ, да, да, надо будет обязательно сказать на совете, чтобы перестали шипеть на них хотя бы на время, а потом, быть может, и навсегда, потому что уже они, маленькие, станут стариками и, наверное, будут помнить, как им было обидно в детстве и как их уважили, и будут теперь сами чтить этот новый закон. Старая змея усмехнулась и потянулась, и сделала больно Эдипу своей натянутостью, и он опять лизнул ее, что не надо, ты делаешь мне больно, и зачем? Конечно, может быть, эта малышня, которая станет стариками, будет долго помнить о своих детских обидах и решит не обижать новых МАЛЕНЬКИХ, конечно, очень может быть, но и нам, когда мы были маленькими, казалось, что мы навсегда сохраним в себе справедливость и жалость ко всем, но как-то постепенно эта ПАМЯТЬ истекала из нас, и мы не помнили напрочь своих детских клятв вечерами, когда старики уже свертывались в спираль, не помнили-позабыли, а то и старались НАРОЧНО забыть, потому что иногда все же всплывали они теплыми упреками, теплыми и светлыми, тягучими на одной протяжной ноте, которую надо скорее убить, скорее раздробить на знакомые звуки, пусть тоже страшные, но все же не так, как вот эта долгая и непрерывная печаль о невозможности сделать то и то, что тебе казалось надо обязательно сделать, непременно, сию секунду, а если не удастся вот сейчас, то и прыгнуть вниз маленькой гордой стрелкой, гордой стрелкой, прямой и не покоренной никем. Э, наше время, судя по всему, идет к вечеру, надо помочь малышне, и перестать сейчас шипеть на них, а то они будут делать друг другу клятвы, как мы, и не выполнять их, как мы, и печалиться старыми вечерами, как мы. Надо помочь им, надо собрать совет и просто так спросить их всех, белых и неподвижных, разве не помнят они, как болели в детстве от своих стариков, так зачем же забыли об этом, ведь это нехорошо и несправедливо, вон это к чему приводит, малыш-то, наверное, ушел от обиды вниз и только странно спасся, странно был спасен. Она им расскажет всем про их клятвы, она многих помнит еще узкими и вертлявыми, которыми все мы были, почти всех в совете помнит она неумелыми, вот только ОЧЕНЬ СТАРАЯ была уже тогда СТАРОЙ, и она всегда ее помнит белой в пыли и малоподвижной, и малоблестящей. Она посмотрела вниз и увидела, как маленькие тащат на себе траву, увидела и рассмеялась опять, и хотела потянуться, но вспомнила, что может сделать Эдипу больно, и остереглась. Маленькие стали в пары и нагрузили на себя поперек длинные травы, и двигались, косясь друг на друга, в одном ритме одного движения, и очень это было им по вкусу, такая совместность в заботе о другом, очень это было по вкусу, потому что иногда они СОГЛАСНО подпрыгивали вверх над тропой, и это было очень смешно, почти так же смешно и печально, как танец, который устроили они тут с пришельцем в кругу, и как танец Урии и Хаи, когда они отплясывали, хлопая друг друга по заду, у ворот дома Захарии, когда пришли забирать девочку свою Марию прочь из недоброго дома учения в свой стариковский с сумасшедшими запахами и историями, которые рассказываются друг другу тайно во сне по ночам.

Когда они поднесли свой МАЛЕНЬКИМ стожок травы к упавшему сверху, они, это хорошо видела старая змея, хихикая, спрятались сами в него, спрятались, стали травинками. Эдип стал жевать траву и очень испугался, когда они вдруг со смехом и шипом зашевелились у него во рту и стали лезть прочь, очень испугался, весь передернулся и обмочился на старую змею. А малышня хихикала уже над старой змеей, которая растерялась и не знала, что делать, хихикала и потешалась, замирая пасхальными свечками, и скоро Эдип тоже начал, с перепугу громче чем надо, а потом свободно и лихо смеяться, и старая змея тоже, и ОЧЕНЬ СТАРАЯ сверху, она, как видно, тоже следила за всеми этими делами и играла перед сном. Эдипу нельзя было вставать на ноги, так он разлегся на брюхо и стал поднимать-опускать свой хвостик, а змейки плясали рядом и было очень весело всем, разгульно весело, вроде и не будет впереди темной темноты с ее страхами, словно опять наступит сейчас утро без бездны, и солнце опять блеснет в глаза светом и теплом, что живы мы, что прожили детскую ночь.