Смертию смерть поправ

Знаменитое высказывание Мандельштама «Стихотворение живо внутренним слепком формы» являлось мыслью самого E.Л. Шифферса. «Внутренний слепок формы» определялся проделанной работой души, которую E.Л. и вручает читателю. Поскольку работа души осуществлена, и это автор знает точно, для него бессмысленно и невозможно кокетство с читателем, игривые просьбы к нему о снисходительности. Автор всегда счастливее читателя. У него работа уже получилась, она ему удалась, личное продвижение состоялось. Другое дело, что читатель может быть благодарным или неблагодарным. Если проделанная автором работа вызовет аналогичное по направленности усилие у читателя, то воспринимающий сможет вернуть автору, хотя бы частично, затраченную огромную энергию, предъявив результаты собственного внутреннего продвижения.

Работа души Евгения Львовича определялась продвижением в самопознании, где человеку открывалась правда о нем самом, о сознании, о его подключенности к родовой памяти, о личности, об обращенности к Богу. В данном романе, во всех его частях, самопознание осуществляется по многим направлениям. Если для кого-то самопознание является важным и у него есть опыт подобной работы, роман читается. Если работа самопознания человеку чужда, роман не читается, читатель не может войти в его пространство, не может начать в нем двигаться.

Один человек, обладающий даром духовного восприятия, читая разные тексты Е.Л. Шифферса, сказал, что, по его впечатлению, автор пишет огненными буквами, его тексты выжигаются горящей вязью. Но огненные горящие буквы — это и есть стиль самопознания, при котором сознанию человека удается найти поддержку Духа, выйти за некоторую складчатую границу устоявшегося самовосприятия. Собственно, к этому Богообщению и стремится Е.Л. на страницах своего романа. Опыт, достигнутый автором при его написании, стал затем основой многоплановой программы, этапы реализации которой могут быть восстановлены по религиозно-философским произведениям Шифферса. Но основной метод движения в романе уже представлен целиком. Этот метод работы Е.Л. заключается в опыте самопознания на основе Богообщения. Но опыт Богообщения и самопознания может быть только безыскусным, какими бы утонченными ни были различные переживания, выделяемые в сознании. Поскольку в этом направлении движения сознание должно однажды замолчать и погрузиться в Великую Тишину. И если опыт здесь возникает и приобретается, то он может быть только простым и зримым, основанным на погружении сердца в тишину. Автор, получая такой опыт, начинает нечто понимать и знать. И это страшное, глубинное знание мы ощущаем в языке автора романа.

Это — особенный, воздушный, терпкий язык, пьянящий сознание читателя. Ему начинает казаться, что именно на этом языке можно заговорить со змеями и морскими гадами, осуществляющими свой «подводный ход»; с животными, пришедшими раньше человека на планету; с деревьями; с движущейся подземлей застывшей и «остановившейся» магмой камней и минералов; со светом звезд, сообщающим нам о границах бесконечной Вселенной (например: «…и надо будет Мне, малышу Иисусу, прийти и принять эту смерть, как жизнь, и рассказать человекам о том, что Я вижу сейчас во сне звезд, НЕДВИЖНЫХ звезд, никуда не идущих, стоящих над моей задранной головою НЕДВИЖНО, и не знаю Я, живы ли они или мертвы уже, и это лишь свет их идет так долго своей ПРЯМОЙ дорогой, свет их, который Мне светит видеть, что Я умею и чего бегу»); с определенными местами на земле (памятью этих мест); с ушедшими душами. Работая с языком, ничего придумать нельзя, можно лишь воспородить, открыть, произвести в мир.

Каждая из сущностей процесса становления Жизни-Космоса-Троицы, которая безошибочно может быть опознана внутри языка, внемлет и отзывается энергии этой речи. Но подобное оказывается возможным, если в самом языке переплавляются стихии: водная стихия сознания, огненная стихия соприсутствия Духа, воздушная стихия звучащей речи, алмазно-минеральная стихия телесности сердца, на престоле которого восседает душа. Душа для нас в этом контексте — это сознание, которое может существовать и двигаться вне тела, но содержащее в себе память о кристалле тела. Говорить на подобном языке можно, если сознание автора выходит за язык и прекращает, преодолевает писательство как основной тип деятельности, создающий все новые и новые формы выражения. Следовательно, эстетика писателя E.Л. Шифферса — это эстетика преодоления писательства и выход в Вечную Великую Тишину и в созерцание Нетварного Света. И сам этот выход содержит в себе Знание, которым владеет E.Л. Шифферс, о происхождении Мыслеобраза и Языка.