Смертию смерть поправ

При рассмотрении крестного пути Иисуса Христа теология исхождения Духа Святого (как учение о внутритроичных отношениях) начинает отличаться от икономии (!) исхождения (то есть исхождения Святого Духа в мир как домостроительного творчества), хотя и находится в неразрывной связи с последней: «…и говорит о выхождении за Свои пределы Св. Троицы через крест Бога-Сына, чтобы постичь и прославить в кресте Богочеловека Иисуса Христа Свою беспредельность. Крест Иисуса был прославлением, был воскресением Св. Троицы, которая истощала Себя в различении Лиц для бытия Друг в Друге» (цитирую по рукописи «Инок». — Ю.Г.). И это различие, прежде всего, связано с тем, что Иисус Христос является Богочеловеком и, следовательно, у людей появляется возможность, вступая во взаимодействие с Третьей Ипостасью, покаянно-любовно повторить подвиг Иисуса Христа. «Забегание» в смерть предполагает переживание Богооставленности для того, чтобы взять на себя ответственность за следующий шаг строительства мира. Эта Богооставленность, как совершенно справедливо замечает В.В. Малявин, о которой говорит Вторая Ипостась, образует идентичность, тождество самому себе. Прохождение через Богооставленность и забегание в смерть осуществляется как крестная любовь. В романе Е.Л. Шифферс приводит слова Иисуса Христа: «…если Я смогу, как Сам учил их, ЛЮБИТЬ И НА КРЕСТЕ, то верую, что воскресну…». Уход в смерть с сохранением энергии любви при опоре — в продолжение какого-то мига (который может продлиться и вечность!!! — здесь время отсутствует) в точке внутренней собранности и решимости — только на собственные силы является местом, в котором личность получает свою определенность, перестает быть социальной личиной и маской и становится ипостасью. Но, кстати, определенность личности проявляется в максимальной выявленности природы (фист — по природе, где ергхж; от сритгисо — порождать, рождать, производить; может быть, больше здесь подходит китайское дзи жань — «само таково», поскольку никакие искусственные подпорки не действуют?). Возникает очень странное ощущение, что в точке крестного испытания и Богооставленности происходят перефункционализации ипостаси и природы, что там их функции друг по отношению к другу постоянно меняются. Они не являются кантианскими — застывшими, раз и навсегда данными категориями. Личности важно выявить свою природу в сознании и тем самым идентифицировать себя. Но природа в сознании — это отнюдь не вообще природа. Когда Иисуса Христа убивают и рвут на части Его человеческое тело, осознание того, что Он — Сын Божий и у Него Божественная бессмертная природа, есть только мысль. Эту мысль важно удержать наряду с сохранением энергии любви и на кресте. Но энергийная программа этой сверхмысли содержит в себе возможность воскрешения телесности. Мне видится в этой точке очень сложная программа антропологических исследований, ни на что, впрочем, не претендующая, центрирующаяся вокруг проблемы становления самосознания Иисуса Христа как Сына Божьего. Основная идея этой программы состояла, на мой взгляд, в том, чтобы проследить, как у Господа открывается самосознание Себя как единой Ипостаси Сына Божьего и Сына Человеческого. Это выявление самосознания есть не что иное, как проникновение в тайну Своего Собственного происхождения и рождения от Девы Марии. Безусловно, подобный анализ сознания и самосознания Спасителя является очень трудным делом. Осуществляя его, нельзя отказать Спасителю на всех возрастных этапах Его существования в единосущии с Первой Ипостасью, не подменяя Ее лишь подобием (арианство). Но очень важно, как в сознании отрока Иисуса Христа, юноши и взрослого человека обнаруживалась для Него Самого единосущность с Отцом. С другой стороны, конечно, речь не идет о том, чтобы считать Господа по рождению лишь человеком, а Богородицу — лишь человекородицей (несторианство). В самом энергийном субстрате сознания Господа, в самой психофизической его организации, биодинамической ткани (В.П. Зинченко), в формах рефлексии, понимания и воззрительно-образного видения уже содержался момент его Богообщения с Отцом. Господь, Сын Божий был с момента рождения открыт общению с Отцом. Но как была представлена для самосознания Господа вся полнота этого общения на разных этапах Его пути, возможно имеющая разные формы и определенную динамику осознания? Результатом этого процесса осознания является то, что Господь мог произнести: «Я — Сын Божий». Мне представляется, что, не вдумываясь в эти вопросы на основе имеющегося аппарата антропологии, психологии, философии, мы в этой точке легко можем стать монофизитами. Мы сразу подчиним нашему заскорузлому, остановленному, внешнему представлению о Божественной природе человеческую природу Христа. Поскольку в этом случае мы не пытаемся увидеть, как представлена и как открывается Божественная природа Христа для Него изнутри, как человеческие механизмы сознания просвечиваются и пронизываются светом соприсутствия Божественной природы. Допуская заранее из внешней позиции, что Христос — это Вторая Ипостась Троицы, мы отказываемся анализировать то, как Христу открывалось сознание этого, как изменялось, оставаясь в чем-то тем же самым, Его Я, Его единая Ипостась. Именно через анализ подобной динамики, связанной с Путем, по которому шел Господь, нам может открыться, по милости Божьей, строение шва, стыка — загадка соприкосновения в Его единой самотождественной Ипостаси двух природ, человеческой и Божественной.