Смертию смерть поправ

Роман — с непонятным кружением хороводов смертей и попыток самоубийства, плачами, тоской, придуманными-выявляемыми поступками, которые могли бы быть совершены, но не совершены, введением автора романа в сам роман в качестве героя и вытягиванием главного героя в реальную конкретную жизнь в качестве реального лица — является для автора текстом перехода. Создавая данный текст, Е.Л. Шифферс переделывал себя и переводил из одной формы существования в другую. Как известно, в период написания романа, в 1967–1968 годы, партийное руководство Ленинграда запретило ему заниматься режиссерской деятельностью и ставить спектакли. В результате работы Е.Л. должен был родиться какой-то совершенно новый, невиданный театр. Но эта деятельность оказалась прерванной. Безусловно, это была личная и профессиональная трагедия. В такой ситуации и создается роман. В результате был сотворен и явился совсем новый, другой Е.Л. Шифферс. С этой точки зрения данный текст не является описанием некоторой выдуманной ситуации, в которой нечто происходит с главным героем или героями, а автору важно рассказать нам про их поведение в этой специально сконструированной им ситуации. Данный текст является текстом свидетельства событий, происходящих с автором. А происходило, главным образом, вот что: у него открывалось сознание, он обнаруживал для самого себя те новые возможности, которыми, вероятно, обладал к моменту вынужденного прекращения театральной деятельности, но не знал, что они у него есть. Этот новый способ действия и новый тип видения мира не мог быть произвольно создан самим E.Л. Новые качества, способности обнаруживались Шифферсом в ходе написания романа. Как рассказывает Л.М. Данилина, он садился за пишущую машинку болеющий, разрушенный и умирающий, — создавая текст романа, он восстанавливался и воскресал. И это происходило каждодневно. Следовательно, сам процесс создания романа выступал для E.Л. как непрерывно осуществляемая молитва, своеобразное литургическое действие. Этот творческий текст автора можно было бы назвать текстом перехода по аналогии с известными в антропологии ритуалами перехода — rite de passage.

В каком же смысловом поле открывалось сознание E.Л. Шифферса и обнаруживались его новые способности действия и мысли? Это поле при чтении романа может быть совершенно четко опознано и по возможности взаиморазличенно описано.

Во-первых, в этом поле присутствует собственно «романическая» литературная часть — писатель Фома, окружающие его персонажи и созданные им произведения.

Во-вторых, в этом поле мы безошибочно обнаруживаем слои перехода романа в жизнь и жизни — в роман, либо литературно представленные как часть романа, либо зафиксированные документально как часть жизни.

В-третьих, очень четко в данном поле выделяется слой проблемно-постановочных философем, методологического анализа, определяющих предмет размышления автора.

В-четвертых, усматривается слой, определяющий и характеризующий самого E.Л. Шифферса, его семейную историю, его умонастроения в данный момент, его формы поведения, его эмоциональные и душевные реакции. В этом слое E.Л. блаженно-детски и бесстрашно-искренне обнаруживает, впускает всю свою жизнь, чтобы текст романа по возможности глубже зацепил и переработал всю его родовую историю.

И есть, наконец, пятый, шестой и седьмой слои смыслового поля, которые, собственно, и не позволяют считать написанный E.Л. роман только романом, только литературным текстом. Остановимся здесь, и я поясню свою мысль чуть более подробно. Если бы в смысловом поле текста, в его топиках^[5] содержались и опознавались только первые четыре слоя, перед нами оказался бы все же некий философский постмодернистский роман. Хотя и в этом случае необходимо было бы отметить новаторство автора, предугадавшего этот жанр до его официального появления. Выделение нами четырех слоев, которые четко различаются и опознаются при чтении романа, может быть охарактеризовано как структуралистский способ анализа литературного текста. Но дело в том, что три последние слоя смыслового поля (пятый, шестой и седьмой) создают условия своеобразной катастрофы — необратимых изменений, происходящих с автором (и, слава Богу, с читателем, если он доверится автору и полюбит его); создают условия, которые могут резко изменить движение в первых четырех слоях. Каковы же эти последние три слоя?

В пятом E.Л. анализирует условия происхождения сознания, отличающие человека от животного. Этот слой представлен, прежде всего, в тексте, описывающем историю пухлоногого горного козла Эдипа, который преодолевает практику инцеста и убийство собственного отца.