Смертию смерть поправ

Я Но я дал тебе дар создавать предания, дар толкователя и посредника, ты же написал, между прочим, на драных клочках две работы, очень конкретные работы о судьбе человека и власти, которая отпущена была в твой промежуток, правда, ты написал и о молодом, и о старом, но все же я, пожалуй, сойдусь в оценке с твоей матерью, потому что какое тебе было дело до их расстрелов и предательств, тебе был отпущен дар создавать ПРЕДАНИЯ, записывать их, ведь твой народ владеет письменностью, сумел бы прочесть твои вести через многие лета, так нет же, ты бежал этого труда, ты забоялся его, тебе нужна была жалкая жалость от людей уже сейчас, или гордость борца нужна была тебе, и ты разбросал свой дар на суету их государственных забот, хотя, конечно, они важны, да, да, но тебе, понимаешь, тебе, был отпущен именно этот дар, а ты не захотел искать его, и создал свои «Круги» и «Числа», что ж, они волнуют, щекочут нервы твоим соплеменникам в их страхе друг перед другом, что ж, ты можешь еще рассказать байку из своего детства, и девицы содрогнутся твоей смелости и пошепчут о правоте Фрейда, гонимого в вашей стране, что ж, ты можешь сказать мне о тупой цензуре, которая даже эти твои потуги погубит на корню, но почему, Фома, забыл ты свои молитвы о полной мере, почему, Фома, не принял ты паству отца, не стал добрым пастырем смерти, не создал этого ПРЕДАНИЯ, а стал бежать своей работы, стал только спать и молчать, и забивать свою тоску и страдание такой литературой, почему не покорился, почему не оставил открытой рану, почему так легко решил спастись, сводя свои смелые счеты с государством? Так легко спастись? И не улыбайся, Фома, моему слову о легкости, не криви рта, ты знаешь, что все же спасался, именно ТРУДНОСТЯМИ спасался, гонимостью спасался, а тебя, Фома, никто не гнал, никто, тебе был отпущен покой и воля, и ты должен был сесть и спокойно искать и записать предание, ты же разбросал свое семя на маленькие преступления с матерью, или с кошкой, которую ты тоже желал в детстве, а на большую ЛЮБОВЬ, на невинность свою к обряду встречи, где отец твой был и помог бы тебе, у тебя не появилось, недостало силы? Тебя обучили всему еще во чреве, ты узнал о страхах жизни и о ее радостях еще до человеческого рождения, ты, как любой человек, не захотел после этого родиться, но наши заботы были шире, мы сделали тебя живым, но почему же ты, который все это сам хорошо знал, не нашел в себе покоя, не нашел в себе простой силы выполнить ту работу, для которой был с таким трудом создан? Чего не хватало тебе? Знания платы? Или кто-то должен был прийти и сказать тебе, что вот ты, Фома, предназначен, будь им? Неужели всегда нужен будет другой, кто назовет тебя, определит тебя, сам никогда не сможешь?

Ты пришел звать меня на суд, сейчас полночь, суд начнется с рассветом, надо ж ведь подождать твою мать-солнце, у нас есть немного времени, расскажи мне, что мешало тебе? Расскажи, потому что я уже не мог заставить тебя делать то или иное, да, в общем-то, мне было все равно, ты или другой сядет за предание, как добываешь ты для меня свои мысли, добром или злом, мне все равно, я не знаю добра или зла, это ваши понятия, но понимаешь, я, как говорят, стоял у твоей колыбели, потому, согласись, мне интересно, что случилось с тобой, отчего ты не стал покорным, отчего не открылся и не покорился своему дару, скажу тебе, он был отпущен не многим за все века. Ха-ха-ха-ха, как ты весь напрягся, Фома, как ты весь напрягся, человечек, услышал наконец отметку своему поведению, имел редкий дар и не взял его, или еще возьмешь? А если я и суд созвал, и тебя заставлю схоронить меня лишь затем, чтобы ты все же сел за свои письмена, схорони меня, Фома, между ждущих крестов, схорони, ведь бессмертен я, потому что не знаю, что такое смерть и рождение, это ваши понятия, что нам до них?